Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

Поэтому приходилось выбирать, тем более что намерения свои Михаил проявлял пока лишь в виде ухаживания: был неназойлив, в речи обходителен, остроумен, а в поступках намеренно осторожен и предупредителен. А взгляды? Что ж, взгляды… Смотреть на красивую девушку немного голодными глазами с поволокой никому не возбраняется. Да Алексей и сам то и дело ловил себя на том, что теряется в мыслях и сбивается в разговоре, стоит Маше на мгновение задержать на нем свой взгляд.

Алексей отошел к окну и сел на лавку. Отсюда гораздо удобнее наблюдать за происходящим в комнате и делать вид, что полностью сосредоточен на чашке с чаем. Его он отхлебывал крохотными глотками и, конечно же, не для того, чтобы продлить удовольствие. С одной стороны, ему не хотелось привлекать к себе внимание, с другой — необходимо было собраться с мыслями.

…То, что Михаил называл «дачей», оказалось огромным доминой из толстых бревен, крытым железом, его окна плотно закрывали ставни с накладными запорами. А вокруг — высоченная ограда из заостренных лиственничных плах, с врезанными в нее массивными, обитыми оцинкованным железом воротами, с надежными засовами и замками.

Они подошли к дому со стороны озера. Поднялись по деревянной лестнице, которая сбегала от ворот к воде. Здесь была устроена обширная купальня, а к далеко выступающим мосткам причалено несколько лодок, три плоскодонки и еще одна, с мачтой, на которой Михаил, видимо, и собирался ходить под парусом.

На пороге их встретила Марфа. Маленькая, вся в черном, глянула исподлобья и молча отошла в сторону, пропуская мужчин в комнаты.

— Как Маша? — справился Михаил и передал ей карабин.

Марфа прижала его к груди и, не сводя настороженного взгляда с Алексея, ответила неожиданно певуче:

— Слава богу, пришла в себя. Я ее травами напоила, а на ночь макового отвара дам, чтоб рана не беспокоила.

— Ты куда ее определила, Марфуша? — слегка приобнял сестру Михаил.

— В матушкину комнату, рядом со мной. Я в ночь за ней пригляжу.

Они вошли в комнату, где на пуховых перинах широкой кровати лежала Маша. Голова ее почти утонула в подушке, но, завидев вновь прибывших, она попыталась приподняться и даже улыбнуться.

— Лежи, лежи, — придержал ее за здоровое плечо Владимир Константинович и пожурил:

— Не успела в себя прийти, уже невмочь лежать.

Алексей окинул взглядом комнату. Беленые стены, высокие потолки, окна стерегут тяжелые решетки из катаного железа, в углу — несколько больших и малых икон в золотых и серебряных окладах, за которые заткнуты букетики вербы и сухих трав. Под образами теплится лампада. На полу — яркие домотканые половики. На полкомнаты та самая кровать, на которой лежит Маша. Слева от нее — два окованных медными полосами сундука и стол, накрытый скатертью, по которой расползлись китайские драконы с лягушечьими мордами. Над столом — маральи рога с висящим на ремне американским «винчестером». Сюда же Марфа приспособила и второй карабин. Алексей уже обратил внимание, каким образом она держала его под мышкой — легко, привычно и слегка небрежно. И наверняка владела оружием не хуже брата.

Михаил опустился на стул рядом с учителем, заботливо спросил:

— Как ваше самочувствие, Мария Викторовна? Сильно рана беспокоит?

— Пока нет, спасибо вашей сестрице, Михаил Корнеевич, — Маша благодарно улыбнулась и посмотрела на Марфу, — боль с меня сняла. Я теперь подняться могу.

— Ну-ну, — покачал головой Михаил и улыбнулся, — сейчас вам лучше полежать и желательно меньше шевелиться, чтобы рану не растревожить.

— Слава богу, рана чистая, — подала голос Марфа и несколько раз мелко перекрестилась, — стрелой жилу не перебило, поэтому крови мало было.

— Надо завтра полицию вызывать, — произнес сквозь зубы Михаил, — я уряднику голову оторву, если не найдет мерзавцев, что самострел на тропе установили. Только не пойму никак: кому вдруг понадобилась моя забубенная головушка?

— А может, все-таки его на зверя установили, Миша? — спросил осторожно учитель.

— На зверя самострелы на звериных тропах ставят, а не там, где люди ходят, — усмехнулся Михаил и кивнул на Алексея. — Илья Николаевич, хоть и городской обитатель, и то сразу заметил, что самострельчик аккурат на меня был нацелен. — Он выложил рядом с Машей на одеяло обломки деревянной стрелы с кованым наконечником. — Вот и презент вам, Мария Викторовна! Реликвия, так сказать, на память!

Видите, какую дикость вы в себя приняли! — Он взял в руки обломок с оперением, повертел его в руках. — Интересная стрела. Местные инородцы подобные не пользуют. — Он перекинул обломок прямо в руки Марфе и строго на нее глянул. — Разузнай, Марфуша, не появился ли кто из пришлых в наших местах, что подобное оперение на стрелах правит, а может, и самострелы на зверье ставит. Да сбегай еще с утра пораньше на тропу, посмотри, что к чему. Авось углядишь какие следы до приезда урядника. А то, как Илья Николаевич ни старался, — подмигнул он Алексею, — по темноте ничего не обнаружил.

— Хорошо, — кивнула согласно Марфа, — посмотрю, — и пригласила:

— Присаживайтесь, гости дорогие, к столу!

Алексей обвел удивленным взглядом стол. И поразило его не столько обилие блюд со снедью, он уже привык к тому, что сибиряки на аппетит не жалуются и в любое время готовы прилично выпить и закусить, а то, как скоро и незаметно собрала на стол Марфа. Увлеченный наблюдениями за Машей и Михаилом, он даже не заметил, выходила ли она из комнаты. И мысленно укорил себя за подобное ротозейство.

За ужином Марфа потчевала гостей копчеными щуками и малосольным хариусом, сочной кровяной колбасой, которую местные инородцы называют ханом, а также еще одним национальным блюдом, приготовленным из молочных пенок, особым образом засушенных и измельченных и, как оказалось, очень вкусных. К сожалению, из этого изобилия Алексей, опасаясь за собственный желудок, отведал лишь самую малость — кусочек щуки да, грешным делом, с опаской попробовал несколько ломтиков кровяной колбасы. Но и этого хватило, что чай он уже осиливал с трудом, хотя глазами бы съел еще и парочку просто замечательных ватрушек, что вынесла Марфа к чаю.

Лицо ее, поначалу угрюмое и недоверчивое, самым поразительным образом изменилось. И Алексей понял, что Марфа, оказывается, еще молода, хотя, несомненно, старше Михаила, и даже хороша собой. Только почему она носит эти старящие и уродующие ее черные одеяния? Судя по тому, как лихо она управлялась за столом с едой и даже выпила две стопки вина, одежда ее не от чрезмерной богобоязни и послушания. И, улучив момент, спросил об этом у Владимира Константиновича. Но тот удрученно покачал головой и ответил:

— Сейчас не к месту об этом говорить. Слишком болезненная тема и для Марфы, и для Михаила. Я вам об этом непременно расскажу, но в другое время и, конечно же, не здесь.

Постелить Алексею хозяин приказал в своей спальне.

Сам принес для него из чулана низкую походную кровать, и Алексей понял, что Михаилу перед сном хочется еще поговорить. Вероятно, последние события все-таки выбили его из колеи, хотя он старательно делал вид, что они его ни в коей мере не беспокоят.