Загадка улицы Блан-Манто - Жан-Франсуа Паро

— Вы несправедливы к победителю при Порт-Магоне.

— Какой ценой, Сартин, какой ценой! Поведение Ришелье в Германии нельзя назвать даже предательством. Это гораздо хуже — это глупость. Вот что получается, когда женщина начинает командовать, сидя у себя в будуаре. Красотка хотела, чтобы ее приятель Субиз стяжал все лавры предполагаемой победы над Фридрихом. Но о какой победе может идти речь, когда тактика боя выработана за три сотни лье от места битвы и автор этой тактики — Пари-Дюверне, протеже красотки и поставщик фуража и провианта в армию?[28]Удивляюсь, как мы еще ухитряемся иногда одерживать победы. Ну и зачем, ради чего теперь стараться? Я устал, мне тоскливо.

— Успокойтесь, возьмите себя в руки, я не привык видеть вас таким унылым. В конце концов наша возьмет, и король…

— Кстати, о короле! Вы с ним встречаетесь, как вы его находите?

— Я видел его вечером в воскресенье в Версале, где он, как обычно, раз в неделю дает мне аудиенцию. Он показался мне усталым и печальным. Лицо желтое, опухшее…

— Интимные ужины, охота, вино… В его возрасте всего этого надо избегать.

— Настроение хуже некуда, — продолжал Сартин. — Он даже пропустил мимо ушей свои любимые галантные истории, хотя я каждый раз рассказываю ему новые. В тот вечер он говорил только о кончинах, скоропостижных смертях, заупокойных молитвах и прочих похоронных сюжетах. С недавних пор его величество постоянно возвращается к теме смерти.

— Особенно после покушения.

— Именно. Знаете, что он ответил своему врачу Ламартипьеру, когда тот стал уверять его, что рана, нанесенная перочинным ножиком Дамьена, в сущности, пустяковая? «Она гораздо глубже, чем вы думаете, потому что она дошла до самого сердца». Он вспомнил, что его прадед «перед кончиной также чувствовал себя плохо». Однако Людовик Великий умер в гораздо более преклонном возрасте, нежели сейчас наш король. Еще он долго рассуждал о королевской усыпальнице в Сен-Дени и вздыхал, что стены собора «никогда не видели королей, потому что те прибывают туда только в гробах, в день собственных похорон, дабы упокоиться там навечно». Разумеется, он торопил меня с известным вам делом…

— Это красотка виновата в дурном самочувствии короля. Считая необходимым отвлекать короля от черных мыслей, она выдумывает всевозможные развлечения, хотя сама уже редко принимает в них участие. Но зато зорко следит за теми, кого выбирает для королевских утех.

— Если наши несчастья не прекратятся, вскоре ее возненавидят все. Война, борьба с провинциальными парламентами, вмешательство в дела религии — пожалуй, многовато для одной фаворитки.

— Вернемся к нашим делам, — напомнил неизвестный. — Какие новости? Я коченею от страха при одной только мысли, что… Скажите, каковы наши шансы?

Последовала долгая пауза. Николя затаил дыхание.

— Я поручил это дело одному из своих людей. Он не знает, что ищет. Это ищейка и заяц одновременно. Главное его преимущество заключается в том, что его никто не знает и он никого не знает.

У Николя подкосились ноги, он зашатался и, чтобы не упасть, схватился за стол, столкнув на пол одну из наваленных грудой папок. Папка с глухим стуком упала на пол. Если бы в комнату ударила молния, вряд ли она произвела бы большую панику. Вскочив с кресел, собеседники словно по команде повернулись в противоположные стороны: гость развернулся к окаменевшему от ужаса Николя спиной, а Сартин, наоборот, грозно уставился на него. В то же мгновение начальник полиции властно махнул рукой в сторону стоявшего у дальней стены книжного шкафа. Гость метнулся в указанном направлении, нажал на позолоченную резьбу, шкаф повернулся, и незнакомец мгновенно исчез во мраке открывшегося потайного хода. Шкаф встал на место. Вся сцена заняла не более трех секунд.

Скрестив руки на груди, Сартин молча разглядывал Николя.

— Сударь, я не хотел…

— Господин Лe Флош, ваш поступок не имеет оправданий! Я вам доверял… Живо клянитесь, что ничего не слышали. И потом, что с вами? На кого вы похожи? Впрочем, чего еще ожидать от юнца, который шляется по девкам. Ну что, сударь, что вы скажете в свое оправдание?

Распрямив плечи, Сартин победоносно усмехнулся, всем своим видом давая понять, что его невозможно обмануть, ибо он является самым осведомленным человеком во всей Франции.

— Сударь, позвольте смиренно вам заметить, что я не заслуживаю ни вашего гнева, ни вашей иронии. Вы же видите, я в отчаянии от случившегося. Я не пытался и не хотел подслушивать. Сказав, что вы меня искали и велели привести, как только я появлюсь, секретарь впустил меня в кабинет. Из-за открывшейся раны у меня кружилась голова, и я не заметил, что в кабинете кто-то есть. А когда обнаружил, что вы здесь и вдобавок не одни, мне показалось, что не следует напоминать о своем присутствии. В полуобморочном состоянии, я не понимал, как мне следует поступить.

Сартин хранил зловещее молчание, то самое, о котором в Париже говорили, что оно заставляет разговаривать немых и дрожать от страха самых отчаянных храбрецов. Николя никогда не испытывал его воздействия на себе. Начальник всегда был с ним учтив и, несмотря на вспыльчивость и вечное нетерпение, мог, если надо, дотошно объяснять Николя его задачу.

Выдержав взгляд Сартина, Николя отважился пойти в наступление.

— У вас неточные сведения, сударь…

Ответа не последовало.

— Я не шлялся по девкам, как вы изволили выразиться. Расследование по делу об исчезновении комиссара Лардена привело меня в публичный дом, который содержит сводня по имени Полетта. Полагаю, он вам известен: это «Коронованный дельфин». Когда я вышел из этого дома, меня чуть не раздавила карета; кучер, сидевший на козлах, старательно прятал лицо. Упав на мостовую, я потерял сознание. Одна из девушек оказала мне помощь, отвела к себе и перевязала.

Николя не счел нужным уснащать рассказ подробностями, касавшимися его одного.

— Сегодня утром я поспешил в Шатле доложить вам о том, что мне удалось узнать. Когда я поднимался по лестнице, на меня снова напали. Какой-то бретер угрожал мне и даже пустил в ход нож, отчего у меня есть основания полагать, что это был господин Моваль. Поэтому, сударь, у меня действительно несоответствующий вид. И поэтому, войдя к вам в кабинет, я не сразу сообразил, что мне делать.

Все больше возбуждаясь, Николя незаметно для себя повысил тон. Сартин по-прежнему молчал.

— А если я имел несчастье не угодить вам, сударь, если вы больше не считаете нужным мне доверять, мне остается только вернуться к себе в провинцию. Но прежде я хочу, чтобы вы выслушали меня. У меня нет семьи, нет никого, кто мог бы меня поддержать. Я получил скромную должность, которая меня вполне устраивала, но неожиданно мне велели оставить ее и отправили в Париж. Вы оказали мне покровительство и взяли к себе на службу. И я бесконечно вам признателен. Вы поместили меня к Лардену на таких условиях, что даже круглому дураку ясно, что вы намеревались установить за ним слежку. А потом вы дали мне поручение, которое, с какой стороны ни посмотри, довольно необычное: выяснить причины исчезновения Лардена. Но после того, что мне невольно довелось услышать сейчас, я понял: вы мне не доверяете, даже не берете меня в расчет. Вы сами учили меня субординации, и я знаю, что неведение есть признак подчиненного положения. Но поймите и меня, я не могу действовать, вслепую, попадая в каждый капкан, расставленный у меня на пути. А посему, сударь, я прощаюсь с вами. Но, прежде чем покинуть службу, я полагаю себя обязанным представить вам свой последний отчет.