Твое счастье рядом - Пола Хейтон

– Да, да… Я позвоню вашему секретарю в понедельник, и мы договоримся о встрече.

Кое-как завершив разговор, Габи присела, все еще сжимая в руках телефонную трубку, и только потом опустила трубку на рычаг. Черт побери этого Луиса! Это самонадеянная бесчувственная свинья полагает, что он опять выиграл, как, впрочем, всегда… Но она ему покажет! Габи пересекла комнату, села за письменный стол и, придвинув стопку почтовой бумаги, написала: «Уважаемый Луис!»

Но прошло десять минут, а она продолжала так же сидеть перед почти чистым листом бумаги и грызть конец авторучки. В письме не было необходимости. Оно не произвело бы на этого человека ни малейшего впечатления. Первым поступком Габи после возвращения в Лондон была встреча с поверенным в ее делах, который помог оформить официальный отказ от каких-либо претензий на усадьбу «Маргарита». Но сеньор Серрано отослал назад ее бумаги с официальным уведомлением, что сеньор Эстрадо не собирается потворствовать ее желаниям. Габи вновь отправила документы и в самых решительных выражениях написала, что ее решение окончательно. И вот теперь – эти деньги…

Может быть, стоило поговорить с ним самой? Габи в сердцах вновь схватила трубку, но замерла. Существовал один способ отстоять свое мнение перед таким человеком, как Луис. Только один.

Ярость душила Габи в продолжение долгого утомительного полета, а затем и поездки по запруженному машинами незнакомому городу во взятом напрокат «додже». И только когда она выехала на шоссе, по обе стороны которого возвышались ряды величественных королевских пальм, возбуждение спало, растаяв, словно туман, в горячем зное рано наступившего утра.

Впереди через заросли деревьев и кустов уже можно было рассмотреть гасиенду, которая выглядела так же прекрасно, как и всегда. Габи почувствовала ноющую боль, словно от разболевшегося зуба. Но… она все еще не знала, здесь ли Луис. Он мог быть и в доме у моря, и в двух тысячах миль отсюда, в Нью-Йорке.

Нога Габи слегка ослабила давление на акселератор. Какая это была глупость с ее стороны – совершить перелет через Атлантику, даже предварительно не позвонив! Она криво усмехнулась собственной оплошности и поклялась, что больше никогда, никогда не позволит злости на этого человека взять верх над рассудительностью и уравновешенностью Габи Холм!

Конечно, не имело никакого значения, находится Луис здесь или нет. Пожалуй, было бы лучше, и Габи только сейчас об этом подумала, если бы этот последний конфликт произошел у нее с сеньором Серрано. Ведь во всех предыдущих конфликтах, которые возникали у нее с Луисом, она проигрывала, не так ли? А при общении с этим милым сговорчивым адвокатом она могла бы стукнуть кулаком по столу, топнуть ногой и хлопнуть дверью…

Габи собиралась подрулить к дому на бешеной скорости, разметав гравий, покрывающий дорожку. Однако вместо этого она остановила машину немного в стороне от дома так, чтобы та оказалась скрытой за посадками олеандра. Вытащив собранную накануне сумку, она помедлила немного, распрямила плечи и направилась к дому. Как и в тот первый раз, солнце светило ей в лицо.

Если бы не это ослепляющее солнце, Габи увидела бы его гораздо раньше. Так или иначе, она уже наполовину поднялась по ступеням, когда заметила Луиса. Он висел в раскачивающемся гамаке на другом конце веранды. Одна его рука была закинута за голову, а второй он придерживал стакан, стоящий на животе. Свой задумчивый взгляд Луис устремил на скрещенные ноги.

И в этот самый момент Габи поняла, почему она вернулась. Совсем не для того, чтобы возражать против присланных денег или дать волю сдерживаемой ярости. Она приехала потому, что все ее существо, все то, что составляло суть ее личности, теперь медленно умирало. Она приехала потому, что не могла отказать себе в удовольствии вновь увидеть его глаза.

Позже она подумала, услышал ли Луис бешеный стук ее сердца или им управляло, словно большой кошкой, какое-то шестое чувство, но вдруг он резко повернул голову и, поймав ее взгляд, остолбенел.

Очень осторожно Луис отставил стакан, вылез из гамака, подошел к Габи и остановился, заложив пальцы за ремень, пристально разглядывая ее. Она уже успела забыть, каким он был высоким и устрашающим. Несмотря на потертые джинсы, старую футболку и пыльные плетеные сандалии, он излучал силу, физическую и духовную, которая не могла не бросаться в глаза.

– Габи. – Это прозвучало не вопросительно и не как радостное восклицание. Это была просто констатация факта.

– З-здравствуй, Луис.

– Что за судьба занесла тебя сюда?

Какая судьба? Ей хотелось заключить его в объятия, прильнуть к нему всем телом, ласковым прикосновением пальцев приголубить его лицо, но она не должна была этого делать, и следовало найти убежище в разжигаемой злости.

– Я же говорила тебе, что не желаю этих отвратительных денег! И я не приму их, ни пенни.

– Ты все хорошо обдумала? – Губы Луиса сжались в одну тонкую линию.

– Да, я хорошо обдумала! И если бы ты хоть когда-нибудь обращал внимание на мнение других людей, то и ты бы это понял, но… – голос Габи сорвался, – но ты никогда не слушал того, что говорят тебе другие, не так ли? Ты тупоголовый, подавляющий всех…

– Заткнись!

– Нет, я буду говорить! Больше ты меня не сможешь запугать! – Но на самом деле она все еще боялась этого хорошо знакомого взгляда из-под черных насупившихся бровей. – Я приехала, чтобы сказать тебе следующее. Если ты еще раз пришлешь мне деньги, то я их немедленно перешлю сеньору Серрано с указанием передать их в твой фонд Параисо, так что ты можешь делать это сам, сокращая тем самым расходы на банковские переводы!

– Понимаю!

Показалось ли ей, или в его светло-серых глазах в этот момент действительно мелькнуло нечто похожее на луч холодного зимнего солнца? По-видимому, нет. Сейчас, когда Габи наконец позволила себе пристальнее взглядеться в лицо Луиса, она заметила круги возле его глаз. Неужели все эти недели он плохо спал? Сердце Габи заныло.

– Я рада, что ты все понял, – сказала она уже спокойнее.

– И конечно, я полностью обеспечу твоего ребенка.

– Своего ребенка! Не моего и даже не нашего ребенка! – Боль и ярость некоторое время боролись в Габи, но ярость победила. – Ребенка уже не будет, – проговорила она срывающимся голосом, – я уже не беременна.

Луис слегка кивнул и сказал, словно про себя:

– Странно. Я уже успел убедить себя, что будет ребенок.

– Ну что же. Очень сожалею, что расстроила тебя. Я понимаю, что ребенок был единственной причиной, заставившей тебя заниматься со мной любовью…

– О нет, дорогая! Уверяю, то, о чем ты говоришь, лишь в ничтожной степени повлияло на мои поступки. Уверяю тебя!

Шесть недель Габи, стремясь защититься от собственного чувства, твердила себе, что единственное, что хотел от нее Луис, – это ребенок, и вдруг…

– Но, – начала она в смущении, – я не понимаю, что ты имеешь в виду…