Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов - Валерий Большаков

Такая цель на северо-востоке, как Ленинград, должна была быть достигнута во что бы то ни стало для того, чтобы получить возможность организовать из Швеции по Балтийскому морю снабжение группы армий «Север».

…К вечеру 9 июля 14-й гаубичный артиллерийский полк, приданный 14-й танковой дивизии под командованием полковника Васильева, и 220-я стрелковая дивизия вышли на рубеж Вороны – Фальковичи, где были отрезаны немцами от основных сил. 11 июля окруженцы перешли к обороне Лиозно, что в сорока километрах от Витебска, на реке Мошна. 12 июля войсковая группа, переподчиненная командиру 34-го стрелкового корпуса 19-й армии, заняла и удерживала противотанковый район у станции Лиозно, а с рассветом 13-го на рубеже Вороны – Поддубье вела бой с танками и пехотой противника, после натиска которого подразделения 14-й танковой дивизии отошли.

В это время 14-й мотострелковый полк и 14-й гаубичный артполк во взаимодействии с частями 220-й стрелковой дивизии наступали на Витебск. Они овладели селом Еремеево, но, не выдержав танковых и воздушных атак, начали отход к Лиозно. Последующие два дня, 14-го и 15-го числа, 14-й мотострелковый и 14-й гаубичный вели упорный бой восточнее Лиозно, но вследствие больших потерь отошли на север и на юг. К утру 16 июля 14-я танковая дивизия, находясь в окружении, вышла из подчинения 34-го стрелкового корпуса и вошла в состав 7-го мехкорпуса 20-й армии, которым командовал генерал Виноградов.

…Старший лейтенант Яков Джугашвили, командир 6-й артбатареи 14-го гаубичного полка, занял позицию в одиннадцати километрах от Лиозно.

– Т-тов-в-варищ с-ст-т-тарший л-л-лейт-тенант! – прокричал Николай Шорин. – Н-н-немцы!

– Вижу, – процедил комбатр, вдавливая ладони в свежевырытый бруствер.

Сырая земля, в нитках подрезанных корешков, пахла грибами. Полусогнутые фигуры в серо-зеленом шастали вдалеке. После нескольких выстрелов пропали. Шмелями зажжужали пули.

– Батарея! Оружие к бою! Разведчикам – вперед, связистам – назад. Огневые взводы занимают оборону. Первый огневой взвод – вправо, второй – влево. Огонь! Цели по выбору!

Гитлеровцы укрылись в кустах. Не приближаясь к линии окопов, строчили из пулемета. Трещали, ударяясь о ветки, разрывные пули. Вражеская артиллерия усилила обстрел – гитлеровцы снарядов не жалели. Земля под ногами заходила ходуном. Вой, свист, скрежет, лязг гром…

Оглушенный Яков стоял в окопе, а на голову падали комья земли, камни, щепки. А потом налетел целый косяк «Юнкерсов» и принялся бомбить. Тонны и тонны земли вздыбливались и опадали, от дыма и пыли стало темно. Жаркий смрад перехватывал дыхание. «Лаптежники» пикировали с завыванием чуть ли не до самой земли. Бомбы ухали в топкую почву, и столбы торфяной жижи вздымались выше сосен. А когда поднятая взрывом слякоть обрушивалась на землю, то деревья, орудия, красноармейцы покрывались черной жирной пленкой, словно их в мазут окунали. И вдруг все стихло – это было как удар.

Сквозь нерассеявшуюся желто-черную мглу Джугашвили увидел немцев. В полный рост, без единого выстрела шли на батарею шеренги солдат в мышиного цвета мундирах, а на флангах ползли танки.

– Иван, сдавайс! Рус капут! – вопили фрицы. – Давай плен!

– Ага… Ща-аз!

Артиллерийский мастер Голованов, прозванный за сметку Голованычем, уминал осыпавшуюся с окопа землю, чтобы тверже была опора под ногами, удобнее укладывал под рукой гранаты.

Прочистив горло, старлей скомандовал:

– Без команды не стрелять! Прицел четыре. Целиться в грудь. Стрелять по танкам, бить в смотровые щели. Гранаты бросать только под гусеницы. По танкам – огонь!

Стиснув зубы, как заведенные, работали наводчики, заряжающие, подносчики. Автоматные очереди немцев барабанили по орудийным щитам. 76-миллиметровые противотанковые пушки конструкции Грабина оказались «сильнодействующим средством» – немецкая броня их снаряды не переваривала. Наползавший танк словил «гостинец» – распустилась гусеница. А «тройка» развернула башню, блеснуло пламя, и Джугашвили едва успел спрятать голову. Снаряд разворотил бруствер, батарейцев осыпало песком. Легкие раздирало от едкого дыма. Но едва чад отнесло ветром, орудие Сашки Рамзаева снова пальнуло, пробивая танку бензобак. «Тройка» задымила, а два удара сердца спустя в ней стали глухо рваться снаряды. Орудие Гильбурда било осколочными во фланг противнику. Лязгали затворы, звенели досылаемые снаряды.

Комбатр уже не слышал грохота выстрелов, лишь жаркой волной опаляло лицо, да резкая боль вонзалась в уши. Пушки сначала подпрыгивали при каждом выстреле, но земелька была болотистая – колеса и брусья станины все глубже вдавливались в торфяник. Заряжающим приходилось сгибаться в три погибели, чтобы загнать снаряд в казенник, который едва возвышался над землей.

– Правее… Четыре снаряда, беглый огонь! Отсекайте пехоту!

Немцы все сильнее нарушали строй, жались к танкам. На помощь пехоте пожаловали две самоходки с черными крестами на камуфлированных бортах. Пушки перенесли огонь на них.

Сержант Шорин прильнул к прицелу, но ползущий «Арт-штурм» опередил артиллериста – черный столб грязи взметнулся, пряча орудие. Тут угольная стена опала, и из-за нее прогремел ответный выстрел. Джугашвили поневоле ухмыльнулся: полуоглушенный Шорин выдал фашистам такие замысловатые выражения, что поражали не хуже подкалиберных – и ни разу не заикнулся!

– Батарея – огонь!

Еще один танк окутало дымом.

– Товарищ старший лейтенант! Снаряды кончились!

– Орудие сержанта Джафарова подбито!

– Гранаты к бою!

Немецкие танкисты не ведали, что на батарее истощался боеприпас – три машины дали задний ход, от греха подальше, а вот четвертая «тройка» нагло лезла вперед.

– По смотровым щелям – огонь!

Дружная стрельба не помогла – танк упорно надвигался.

К старлею подскочил Рамзаев.

– Разрешите уничтожить!

– Действуйте!

Саня не стал ждать, пока вражеская бронетехника приблизится к окопам – он сам пополз вперед, от куста к кусту, от воронки к воронке. Выбрав удобную позицию в лощинке, залег. Танк был уже рядом, когда его экипаж заметил русского. «Тройка» стала разворачиваться к Рамзаеву, загребая землю гусеницами, а сержант вскочил и запустил бутылкой с «коктейлем Молотова» по решетке, прикрывавшей двигатель. Повалил дым, поднялось копотное пламя. Танк выстрелил из пушки, наклоняя ее до упора, а Сашка швырнул «тройке» под днище связку гранат. Готов. И тут же Рамзаева скосила очередь из пулемета. Словно прощальный салют, глухо ухнула башня, подпрыгивая вверх на облаке огня.

– Бурнос! Сколько у нас пушек?

– Три осталось, товарищ старший лейтенант. Только у третьей кусок щита отломило, и панорама – вдрызг…

– Ч-черт… А лошадей?

– Пять животин всего. Орлика убило, и Гнедка, и Бурку…