Симфония апокалипсиса - Михаил Вершовский

— Что это?

— Билеты на поезд до Чикаго. Деньги на авиабилеты до Европы. Карточкой платить нельзя. Слишком легко отслеживается.

— Но почему три билета? А ты? — нахмурилась Николь.

— Я должен решить уравнение с тремя неизвестными.

— А потом?

— А потом свести все концы вместе, упрятать в облаке, или еще лучше в паре облаков, и сбросить ключики людям Ассанжа.

— WikiLeaks? — ахнула Николь. — Ты это серьезно? А если игра «Цикады» имеет глобальное значение, ты понимаешь, что это означало бы подписать себе смертный приговор?

— Ну, будет, будет, родная. Ассанж, как тебе известно, жив-здоров и даже не за решеткой. Самое неприятное во всем этом, что у меня пока нет никакой весомой, никакой значимой информации.

— Может, твой новый друг, сеньор-как-его, — фыркнула Николь, — информации тебе подсыплет. Скажи-ка, дорогой, — внезапно оживилась она, — а почему сам сеньор не хочет выйти на люди? Он рассказал тебе, что они усаживают президентов в их кресла, рулят финансами планеты, так неужели у него нет надежного выхода на прессу? ТВ? Интернет, в конце концов. Уж ему бы Ассанж поверил.

— Пока не знаю, Николь. Возможно, он раскручивает другую, более серьезную схему и хочет оставить эту мне?

— А разве в твоей игре я была бы лишней?

Анри вздохнул.

— Ники, может статься, что ты права и что моя игра окажется небезопасной.

— Значит, мы будем сражаться вместе!

— А Жан-Пьер? А Поль? Мы вправе подвергать опасности и их?

Николь закрыла лицо руками. Это был неопровержимый аргумент. Она вошла в дом и вскоре появилась на террасе с сумочкой в руках. Открыв ее, она положила внутрь билеты и деньги и повлажневшими глазами посмотрела на Анри. Он, встав, крепко обнял ее и прижал к себе.

— Ты же знаешь, как я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо.

Она вырвалась из его объятий, помотала головой и сказала сквозь зубы:

— И я тебя. Поэтому если с тобой что-то случится, я этого не переживу.

— Ничего со мной не случится. Обещаю.

— Ну конечно. Словно это зависит от тебя.

— Ники, а что ты скажешь о рюмочке шартреза?

— Детям тоже? — она рассмеялась сквозь слезы.

— А им закажем пиццу. Они будут на седьмом небе. Жан-Пьер! Поль! Быстро сюда!

Мальчишки тут же вылетели на террасу.

— Мама, что случилось? — спросил старший, увидев, что Николь, отвернувшись, вытирает глаза платком.

— Ничего, дорогой мой. Какая-то мошка залетела. Сейчас выну.

— Так вот, братья-французы, — торжественно обратился к ним Анри. — Кто хочет пиццу?

— Я! Я! — хором закричали братья-французы.

— Мне пеперони, — потребовал Жан-Пьер.

— И мне пеперони, — заявил пятилетний Поль.

— Это слишком острое блюдо для тебя, — возразил Анри.

— А для него? — надулся Поль.

— Я на три года старше, — гордо отреагировал Жан-Пьер.

Анри уже набрал номер пиццерии.

— Две средних. Одна пеперони, одна болонья с грибами. А вы, — он подтолкнул мальчуганов в дом, — сидите и ждите. Можно у телевизора.

Детвора умчалась в гостиную.

— Когда поезд? — спросила Николь. — И почему Чикаго?

— Поезд ровно через неделю. Почему Чикаго? В Атланте им легче будет вас найти. Хотя бы по авиабилетам.

— Думай, что хочешь, дорогой, но мне страшно. Мне страшно.

I

Джеба Николсона жизнь прокатила по всему земному шару, но нигде он не видел мест красивее, чем ранчо его отца, Эйба, занимавшее более тысячи акров прерии, примыкавшей к Скалистым горам. Эйб, как и его отец Аарон, дед Джеба, разводил мясные породы коров. Выпас был прекрасным, трава сочной, закаты, когда солнце потихоньку начинало прятаться за гряду Скалистых гор, фантастически красивыми. А какая охота была в горах и предгорьях! Джебу было двенадцать лет, когда он убил своего первого оленя. И еще совсем мальчишкой он, как заправский ковбой, гонял стадо из кораля на пастбище и обратно. Годом позже отец подарил ему арбалет: серьезное оружие фирмы SAA International. Вскоре Джеб стрелой уже мог уложить дичь с расстояния в 100 с лишним футов. А уж подкрасться к ней он умел.

Его нимало не беспокоило отсутствие сверстников. Обучался он дома по двум причинам. Во-первых, ближайшая школа была в полутора десятках миль от их ранчо. А во-вторых, и это самое главное, отец Джеба категорически не доверял всему, что исходило от властей. И особенно федеральных. Эйб, глубоко верующий человек, с отвращением наблюдал, как из школ изгоняется все, связанное с религией, верой, Богом. В церковь они с сыном каждое воскресенье ездили на видавшем виды грузовичке «Форд», в старенькую католическую церковь, в ближайший городок Стэнфорд.

Отец Джеба был выходцем из протестантской семьи, о чем можно было судить уже по именам членов семьи Николсонов: Аарон, Абрахам и младший — Джебедайя, сплошь ветхозаветные имена. В католицизм Эйба обратила его жена Мари, в которой он души не чаял. Правда, счастье их было не слишком долгим. Она умерла при родах в возрасте двадцати семи лет, когда Джебу не было еще и трех лет. Все они с надеждой ждали пополнения семьи, но ребенок родился мертвым. Не удалось спасти и Мари. Так что у Джеба и Эйба, кроме друг друга, никого больше не было. Старый Аарон умер еще раньше, хотя пожил он не так уж долго для ранчера-скотовода: шестьдесят лет в их краях возраст далеко не стариковский. Да и умер в общем-то не от болезни: на охоте в горах его крепко помял гризли, которого Аарон все-таки добил. Но до дома глава клана Николсонов добрался, правда, едва живым. Выходить его так и не удалось. Так и остались за оградкой, сколоченной Эйбом, три креста: два больших и маленький, чуть больше фута высотой. Аарон, Мари и ее ребенок, так и не вкусивший ни глотка жизни.

Жили Николсоны вдвоем — и жили хорошо. Доброй, правильной жизнью. Все было бы совсем хорошо, если бы не постоянные визиты дамочек из социальной службы и департамента образования. Высокомерные дамочки были убеждены в том, что такой деревенщина, как Эйб (неважно, что имел он университетское образование), не сможет воспитать сына полноценным гражданином. Но если они чего-то и добились, так лишь того, что юный Джеб люто возненавидел все, связанное с представителями власти.

Когда Джебу исполнилось восемнадцать, он официально закончил курс двенадцатилетнего домашнего обучения, сдал все полагающиеся экзамены комиссии штата и получил аттестат и так называемые «кредиты», баллы, необходимые для поступления в колледж или университет. Однако получать высшее образование Джеб не рвался: работы на ранчо было по горло, да и расставаться с родными местами он ни за что не хотел. До поры все шло хорошо, но это были годы вьетнамской войны. И в лотерее 1973 года призыв выпал на родившихся 19 августа. И Джебу — поскольку он попал под призыв — надлежало явиться на призывной пункт для физического обследования и последующего определения в тот или иной род войск.