Жестокий спаситель - Харитон Байконурович Мамбурин

class="empty-line"/>

Вообще, в задницу полковника Кольта, если честно, вместе с его согражданами и пословицей про уравнение. Не он сделал людей равными в правах, отнюдь и совсем. Далеко не только людей. Настоящий Великий Уравнитель — это пуля. Она одним махом превращает живое, дышащее и мыслящее существо в груду разлагающегося мяса, совсем ничем не отличающееся от убитой молотом забойщика коровы. Пуля уравнивает нас в правах с любым дохлым животным, оставляя после себя самый равноправный на свете труп. Падаль. Может быть, чуть более тревожный для непривычного глаза? Наверное, но это дело привычки.

Итак, о чем это я? Картина маслом: «Коварное убийство невинного аристократа, пришедшего выяснить, с какого перепугу его люди заперты в казарме». Разумеется, он сам как раз зашёл в эту казарму.

И в него самым неожиданным образом стреляют, причем из внушительной толпы разного-всякого народа, за каким-то половым органом собравшегося в этом темном, но очень просторном помещении. Разумных тут… душ тридцать? Сорок? В том числе, кстати, и из высшего руководства Хорна. Точнее, из тех, кто по-прежнему так думает.

— Отпилите ему голову и покажите этим воякам! — брюзгливо говорит этот самый начальник, не придавая значения тому, что я еще стою. Какое неуважение.

— Возражаю! — объективно возражаю я, резко срывая и отбрасывая в сторону свою ценную черную шляпу, заодно попутно получая еще несколько пуль в тело и маску. Последняя отзывается недовольным звоном.

Немая пауза. Длинная такая.

— Позвольте представиться, — тяну я в мертвой тишине руку к маске, с щелканьем отжимая её запоры, — Магнус Криггс. Должник. Очень злой Должник, честно. А знаете, что это значит, твари?

— П-п-п-подо-жди-те…, — скулит одна из бывших шишек, пытаясь отпятиться назад.

Я не слушаю.

— Это значит, господа, что через некоторое время живые начнут завидовать мертвым…, — говоря это, я прячу маску за поясом, — А может быть, у вас к этом времени и не останется мозгов. Как пойдет.

Я зол, очень зол. Запредельно. Не на местных, решивших отжать моих вояк не мытьем, так катаньем в виде трупа меня любимого. А вообще.

Сейчас все производственные мощности Кригстана максимально сосредоточены на постройке несущих воздушных кораблей, способных быстро перемещаться на большой высоте. Каждый из этих гигантов будет максимально упрощен — взлететь, долететь и… упасть. Именно упасть. Экипаж будет прыгать с парашютами, когда высота падения станет адекватной. Не только они. На каждом из таких воздушных чудищ будет находиться на крепежах нечто вроде крохотных недодирижабликов, представляющих из себя огромную пушку с пилотом-стрелком. Пушку или ракетную установку, неважно совершенно, смысл в том, что вся эта воздушная артиллерия тоже будет одноразовой, на один выстрел или залп, после которого пилот попытается катапультироваться. Туда, вниз, на землю. Там, где вполне могут бегать твари Бога-из-Машины, против которых этот гном мало что сможет сделать.

Весь вопрос в том, что кригстанцы будут это делать. Они будут рисковать, стрелять и подыхать. От ответного удара, от нераскрывшегося парашюта, от хренового отстрела катапульты, от… да от сотни причин. Другого способа мы просто не нашли, другого ответа на вопрос: «Как оперативно доставить большую огневую мощь в нужную точку на планете, учитывая крайне узкие временные рамки?»

Не было другого ответа. Зато была нация, готовая на всё, чтобы только мир не превратился в засилье ихорников, либо в какую-то другую задницу.

А эти, стоящие напротив меня, кто с бледной от ужаса мордой, уставившейся вовремя в пол, кто уже ошеломленный моей неземной красотой. Эти просто хотят выжить. Бежать куда-либо, жадно роясь в чужих брошенных амбарах, стоять на коленях перед чужими замками, клянясь в вечной верности, только бы их пустили в безопасность, дали гарантию в завтрашнем дне… Они не хорошие и не плохие. Они никакие. И…

…просто подвернулись под горячую руку.

Я повторяю историю крепости Тирвильского княжества, только в более мрачных тонах. Мало времени до часа Х, я спешу, поэтому паника особо распространиться не успевает. Мечусь по огромному дворцовому комплексу, выкашивая всех, кто подвернется под руку. Смысл резни прост до зубной боли — два десятка красных силуэтов, видимые мной сквозь каменную толщу, должны будут после освобождения и воссоединения с Крюгером и Церхом выбираться из города самостоятельно. Я лишь уменьшаю возможные риски для парней.

Крайне кровавыми методами. Не более одной пули в разумного, не более одного взмаха черного старрха, оставляющего крайне труднозаживающие раны. Впрочем, учитывая силу, с которой я рубил, сёк и пинал всех, кто подвернется, то вряд ли оставил хоть одну рану, что могла бы зажить.

Спустя полчаса я спустился туда, где закрыли наших бойцов, перебил к чертовой бабушке вообще всё живое на подходах, а затем, быстро ополоснувшись в подвернувшемся душе, сунулся к своим, имея на себе только шляпу, маску, кобуру с пистолетом, ремни с ножнами на спине, ну и сам старрх в руке. Кригстанцы, увидев всё это великолепие, порскнули от двери как перепуганные дети.

— Спокойно! — хрипло произнес я, тяжело дыша от хлестанувшего таки адреналина, — Раздевайтесь, кто-нибудь один!

— Мистер Криггс! — дал петуха один из гномов, в котором я, после некоторого умственного усилия, опознал Крида Ланхольма, главаря этой банды запертых принцесс, — Вы обещали, что будете вести себя адекватно!

Этот воззвание слегка меня загрузило. Дворец плюс-минус зачищен, сюда идут кид и майор, парни, вроде в сохранности, а мне срочно нужна одежда на гнома, так как я уже почти опаздываю на свидание с кидом. В чем вопрос?

Ааа… вот в чем.

— Парни, мне нужна одежда, а не ваша невинность, — пояснил я свою позицию, — Где я тут буду искать шмотки сейчас?

Облегчение, появившееся на лицах кригстанцев, было почти нецензурным. А затем Ланхольм сам рванул на груди рубаху. Почему-то, в свете промелькнувших инсинуаций, это получилось почти похабно.

Назад к таверне я спешил, продолжая пребывать в крайне раздраженном состоянии духа. Народ вокруг бегал, что-то возбужденно голосил, но не видя признаков страха и агрессии, не замечая оружия, я мало обращал внимания на городских. Они уже были вне сферы моих интересов. Бегают и бегают, значит, надо. А вот двое массивных полуорков возле таверны, зажавших в уголке незнакомого мне молодого полугоблина, явно готового продать жизнь подороже, — делом были совсем другим. Только мне на политесы уже было глубоко плевать.

Дважды рявкнул мой пистолет, забрызгивая возможного провожатого мозгами его возможных неприятелей. Пацан от такого расклада обалдел, но, рефлекторно увернувшись от валящихся на него