Заначка на черный день - Сергей Лавров

Я подумала — и пришла к выводу, что букет ощущений, полученных от настоящей погони, стоил потраченных денег. Это вам не американские горки… тут все реально, особенно в моем возрасте.

Пока я действовала, активно добиваясь позитивных результатов, Зинаида тоже действовала, но по-своему! Она вновь занялась сбором пустых пивных бутылок, в изобилии мерцающих тут и там, но не учла, что здесь она не хозяйка, как на своем пятаке у метро, а гостья. А у стеклотарного изобилия имеются вполне конкретные, легитимные хозяева в лице местной бомжовой тусовки. К моменту моего возвращения Зинаиде успели не только дать пару раз по шее, не только отобрать собранные бутылки, но уже волокли ее в комнату милиции! Лишь мой суровый, вполне приличный вид, да большая справка с лиловой печатью в руках заставили бомжовскую добровольную дружину по охране правопорядка отпустить нарушительницу конвенции о разделе природных ресурсов Питера восвояси.

Вырвав подругу из цепких лап конкурентов по бизнесу, я отвела ее в сторонку и победно потрясла перед ней добытым адресом.

— Бестужевская, двадцать! Вот она, наша заначка на старость! Как стемнеет — будем брать!

— Погоди, я еще тут кое с кем разберусь! — кипятилась Зинаида, порываясь отомстить недавним обидчикам.

— Побереги силы, они тебе пригодятся для дела! Сейчас едем по домам! Надо переодеться и приготовиться! Этой ночью все будет кончено!..

Мы отправились по домам, условившись встретиться снова через час, и когда я, дрожа от возбуждения и холода, приближалась к подъезду, навстречу мне из все тех же кустов вышла темная фигура с мощным галогенным фонарем в руке.

— Как ты мне надоел! — сказала я вслух, подразумевая своего дружка-эксгибициониста.

Человек, услышав мой голос, направил яркий слепящий луч света прямо мне в лицо — и это взбесило меня до крайности. Надо же — он еще меня рассматривает, а я, как раз, не в лучшей форме!

— Между ног себе светить надо, идиот! — рявкнула я и что было силы треснула сумочкой по фонарю, потому что ничего больше вокруг мои ослепленные светом глаза не различали.

От неожиданности мой назойливый визави выпустил фонарь — а может я просто выбила его у него из пальцев, не знаю — только фонарь с громким стуком упал на асфальт, разбился и, разумеется, погас! В наступившей темноте раздался отчаянный вопль:

— Агнесса, это же я!! Помогите! Здесь темно!.. А-а-а!!!

О, Господи!

Я бросилась вперед и поймала за толстые руки трясущегося, как заяц, Вениамина Михайловича.

— Ты что… ты куда… ты зачем так? — обиженно, как ребенок, нервной скороговоркой спросил он, сжав мои пальцы до боли. — Зачем дерешься?! Зачем между ног светить? Что ты там увидишь, хотел бы я знать?.. Я тут хожу… тебя жду… Я фонарик дома нашел! А ты его разбила! Как же я теперь домой доберусь?!

Он был так доволен своей выдумкой, так горд тем, что отважился выйти в темную пору на улицу, чтобы меня встретить — и в то же самое время так по-детски расстроен и обескуражен моим негостеприимным приемом, что я просто растерялась. Чуть не разревелась от избытка чувств, честное слово. Хорошо, что в темноте ничего не видно было. И куда мне было теперь девать это чудо природы? Не с собой же брать… Там нам с Зинкой как раз предстоит действовать под прикрытием темноты, вершить свои темные дела.

Пришлось, конечно, за ручку вести его к нему домой, а потом еще битый час отказываться от назойливых предложений заглянуть на часок, или хоть на минуточку, и попить чайку с кексом, который он сам испек. Гляди ты, какой ценный кадр! Все может — и секс, и кекс! Свет у него, кстати, действительно горел повсюду, где только можно, а в прихожей, в углу, стоял ящик с запасными лампочками, свечами и спичками. Значит, не врет про боязнь темноты… а я, грешным делом, сомневалась.

Вот так всегда! Как свяжешься с мужиками — любому делу труба! Должно быть так: или дело, или мужики, и никак иначе! В результате своей возни с этим громадным дитем, подаренным мне природой неизвестно за какие грехи, я опоздала к метро. Опоздала-то всего на пятнадцать минут! Но именно эти пятнадцать минут едва не погубили и все дело, и нас с Зинаидой…

Сдерживая рвущееся вон дыхание, облизывая пересохшие от волнения губы, мы стояли в полной боевой готовности перед заветной дверью, богато обитой дерматином, с кнопками, с толстым золотистым латунным номером. На мне был мой полуспортивный наряд грабителя, припасенный заранее для взлома сейфа в собственном салоне. Пригодился, однако. Кроссовочки, легкая темная куртка на синтепоне, с капюшоном, маска из пары чулок и перчатки. Маску я до поры убрала с лица наверх, под капюшон. Зинаиде человеческим языком было сказано — оденься удобно и просто, во что-нибудь спортивное, как на пикник. Она напялила ватник, две пары теплых рейтуз — черные поверх белых, кирзовые сапоги и вязаную шапочку-бандитку, в которой ее Колька когда-то в свою учагу ходил. На пикник, а не на рыбалку, балда!.. Вооружилась моя подруга знатно — коротким увесистым ломиком-фомкой, загнутым на конце.

Я в левой руке сжимала газовый баллончик, в правой — тяжелый фарфоровый пестик, старинный, еще бабушкин. Интересно, что бы сказала выпускница Смольного института благородных девиц, узнай она, что ее внучка в преклонных годах решится на лихое дело да еще с ее мирным пестиком?! Вот удивилась бы, наверное… Зато дед, балтийский матрос с «Авроры», точно бы не удивился. Он бы меня понял, я знаю. Сказал бы: «Так, Нюська! Врежь им, гадам буржуйским, по первое число! Ради чего ж мы тогда революцию делали?!» Знаете, русский бунт — он у нас в крови. Это понимать нужно…

Особая, неспокойная тишина лестничных пролетов, наполненная далекими, приглушенными звуками чужой жизни, готовыми в любой миг прорваться, выплеснуться наружу, нервировала меня. Надо было начинать, пока никто не помешал. Я потянулась к звонку.

— Погоди чуток! — остановила меня Зинаида. — Дай, «Отче наш» третий раз дочитаю…

— Ага… — кивнула я. — И за меня прочти…

Стало слышно, как она у меня над ухом шлепает губами, что-то бормочет. Вскоре бормотание стихло.

— Все, что ли? — спросила я. — Тогда звоню. Не забудь — она открывает дверь, я прыскаю ей в лицо, ты зажимаешь рот, чтобы не кричала. Приготовься — она может кусаться. Бить только в крайнем случае, и не по голове, а по мягким частям тела. Мы с тобой уважающие себя профессионалки, а не какие-то там мокрушницы-беспредельщицы. Поняла? Тогда звоню… Да, еще не забудь — никаких имен, никаких разговоров. Все жестами. Перчатки ни в коем случае не снимать! Связываем хозяйку… веревки у меня в кармане… Ищем чемодан, забираем и уходим. Поняла? Тогда звоню… Да, еще…

— Да звони ты уже! — не утерпела Зинаида. — И так тошно! Не позвонишь — сейчас брошу все и уйду!

— Маски, дура!

Я опустила на лицо капроновый чулок. Зинаида, чертыхаясь, достала из-за пазухи и кое-как напялила пластиковую маску милой обезьянки, натянув резиночку за уши. Видок у этой мартышки был еще тот… жаль, что мне было не до смеха! Я протянула дрожащий палец и нажала квадратную кнопку звонка. За дверью зачирикала электронная птичка, и совершенно неожиданно для нас прозвучал густой, гостеприимный мужской бас: