Ковчег огня - Хлоя Пэйлов

— Я слышал эту историю, — пробормотал Кэдмон, получив чувствительный удар от призрака времен обучения в Оксфорде.

— Поосторожнее, мистер Эйсквит. В этой игре самые незначительные знания могут быть смертельно опасны. — Элиот Гопкинс улыбнулся — любезный человек, предлагающий мудрый совет. — Если вы знакомы с этой легендой, вы, несомненно, должны были догадаться, где находится Ковчег Завета.

Отказавшись заглотить наживку, Кэдмон перешел в наступление:

— Почему вы так откровенны с нами? Столько лет из кожи вон лезли, сохраняя в тайне поиски Ковчега, и сейчас я никак не могу понять этот внезапный приступ разговорчивости.

Скорчив гримасу, директор музея сунул затянутую в перчатку руку за пазуху пальто.

— Потому что не имеет значения, известна ли вам моя тайна.

— Это еще почему?

Элиот Гопкинс достал руку из-за пазухи. У него в кулаке был зажат пистолет «вальтер» германского производства.

— Потому что мне приказано вас убить.

Свидетелями двойного убийства должны были стать только волк и орел, но Кэдмон изобразил спокойствие, которого не чувствовал.

— Знаете что, старина, должен сказать, с вашей стороны это нечестно.

— Вы глупец, если полагаете, что наше убийство сойдет вам с рук, — прошипела Эди, направляя свое судно совсем в другую сторону.

Один уголок губ Элиота Гопкинса чуть приподнялся в печальной полуулыбке.

— Если я убью вас и вашего очаровательного спутника, это станет одним из самых легких моих преступлений.

— Вы действительно собираетесь хладнокровно расправиться с нами из-за какого-то религиозного артефакта? Кусок золота! Вот что это такое.

— Ни один из библейских артефактов, упомянутых в Священном Писании, не может сравниться с Ковчегом Завета, — прошептал Гопкинс, и пистолет задрожал у него в руке. — Ковчег содержит величие и славу Иеговы. Ради него одного можно уничтожить целые народы.

— Или одного человека, — пробормотал Кэдмон.

Ковчег вот-вот готов был потребовать очередные две жертвы.

Подняв пистолет на несколько дюймов выше, Гопкинс направил дуло прямо в грудь Эди.

— Я искренне надеюсь, что вы меня простите, но, если я не выполню их приказ, они убьют мою дочь.

— Под «они» подразумевается ваш таинственный консорциум, он же общество «Воины Господа».

Несмотря на храбрый внешний вид Эди, Кэдмон почувствовал, как у нее задрожало плечо. Хотя ему очень захотелось ее обнять, он сдержался и сказал:

— Я могу позаботиться о том, чтобы с вашей дочерью ничего не случилось.

— В настоящий момент Оливия находится в пансионе в Швейцарии. — На глаза Гопкинса навернулись слезы. — У меня связаны руки. Ребенок у меня только один. Оливия — моя единственная надежда на будущее. Мое наследие.

— Я могу связаться с Интерполом, — настаивал Кэдмон, разыгрывая единственно возможный гамбит. — Через полчаса ваша дочь будет взята под надежную защиту.

— Доверить свою дочь, до которой больше четырех тысяч миль, незнакомым людям? — Директор музея устало покачал головой. — Вы просите невозможного.

Отказываясь признать свое поражение, Кэдмон надавил чуть сильнее:

— Вчера днем у вас в музее был безжалостно убит Джонатан Паджхэм. Давайте прекратим это безумие, пока больше никто не погиб.

— Прекратить это безумие не в моих силах, — едва слышно прохрипел старик. — Честное слово, мне очень жаль. У меня нет выбора…

Совершенно неожиданно вдалеке взревел лев, и этот громовой рык разнесся среди голых деревьев, отразившись отголосками от обледенелых валунов и на мгновение отвлекая внимание престарелого «вестника смерти». Элиот Гопкинс испуганно оглянулся.

Кэдмон не мог сказать, то ли это вмешательство свыше, то ли интуитивная прозорливость. Он только знал, что настал момент действовать, пока окно не захлопнулось.

«Carpe diem»[16]— молча напутствовал себя Эйсквит, напрягая бедра, ягодицы и плечи. Сорвав висящий на руке зонтик, он ткнул им словно шпагой, после чего отпихнул Эди с линии огня, толкая ее за массивную бетонную урну. Кэдмон убедился в том, что зонтик нашел свою цель: стальной наконечник попал Элиоту Гопкинсу прямо в грудь.

Оглушенный силой неожиданного удара, директор музея выронил пистолет на асфальт, и тот откатился далеко в сторону по тонкой корке льда.

Кэдмон наклонился, собираясь подобрать выпавшее оружие, и застыл, услышав, как мимо просвистела пуля, попавшая Элиоту Гопкинсу прямо в сердце и сразившая его наповал.

На холме прячется снайпер!

Это подстроенная ловушка. Никто не должен был выйти из зоопарка живым.

Понимая, что в бою промедление смерти подобно, Кэдмон нырнул за бетонную урну, прикрывая своим телом дрожащую спину Эди.

— Я прихожу к выводу, что «страна свободы» на самом деле означает свободу убивать, — пробормотал он.

— Снайпер на холме, за белоголовым орланом, да?

Кэдмон кивнул, понимая, что им приходится иметь дело с профессиональным убийцей, человеком, который скрытно проследил за ними до зоопарка, после чего слился с окружающей местностью. Как только они покажутся из-за урны, он мастерски произведет два смертельных выстрела. Люди, обученные убивать на расстоянии, делают это без сожаления и раскаяния, как вдох и выдох.

— Пожалуйста, скажи, что у тебя есть план! — повернула к нему свое объятое ужасом лицо Эди.

— Плана у меня нет, — честно признался Кэдмон.

Хотя нужно было срочно что-то придумывать. Еще несколько секунд — и снайпер сменит прицел.

Он подумал было о том, чтобы броситься к «вальтеру» Гопкинса, и тотчас же отбросил эту мысль, убежденный в том, что за свои труды лишь первым получит пулю в голову.

— Можно заглянуть в твою сумку? — спросил он, дергая за холщовую сумку, которую Эди судорожно прижимала к груди.

Она молча повиновалась, раскрыв сумку. Не имея времени на любезности, Кэдмон перерыл содержимое и достал куртку защитного цвета.

— Замечательно. — Опустив руку, он набрал пригоршню снега.

— Что ты делаешь?

— Утяжеляю куртку, чтобы подбросить ее вверх. Если нам повезет, снайпер, увидев движущийся предмет, прицелится и выстрелит. Этот отвлекающий маневр даст нам всего несколько драгоценных секунд, но за это время нам нужно будет добежать вон до тех камней. — Он подбородком указал на груду валунов метрах в двадцати от их нынешнего местоположения.

Если у Эди и были какие-то возражения, а они обязательно должны были быть, она оставила их при себе.