Прайм-тайм - Лиза Марклунд

Он опустил взгляд в землю, теребил свой листок, пот уже струился по всему его лицу, челка стала мокрой и прилипла ко лбу. Анника внезапно увидела его таким, каким он был на самом деле, мертвецки бледным и подавленным.

– Как ты чувствуешь себя? – услышала Анника свой голос.

Он поднял глаза и обвел журналистов рассеянным взглядом.

– Это были трудные дни, – продолжала она.

– По-настоящему трудные. Будущие инвестиции всего канала сейчас под вопросом.

– Я имела в виду тебя самого, – уточнила Анника, – и то, как ты отреагировал, когда твою телеведущую убили при записи твоей телепрограммы.

Хайлендер скомкал свой листок так, что тот превратился в маленький шарик, сунул его в карман пиджака и медленно направился к своему автомобилю. Фотографы устремились за ним плотной группой, вынудили его перейти на бег. Анника же не сдвинулась с места, наблюдала, как он шагнул в свой огромный джип, сел на водительское место и вцепился руками в руль.

– Если, по-твоему, этот парень чувствует себя плохо, тогда посмотри на того, – сказал Боссе и показал назад через ее плечо.

Маленький и слегка полноватый мужчина с редкими волосами шел в их направлении. Его рот был полуоткрыт, губы блестели, он двигался рывками, покачиваясь. Анника поняла всю глубину его трагедии и отчаяния, она представлялась ей по-настоящему бездонной.

– Бедняга, – сказал стоявший рядом с ней репортер.

На Себастьяне Фоллине были черные солнечные очки в металлической оправе, а кожа на его лице имела сероватый оттенок и изобиловала темными пятнами. Они наблюдали, как он медленно приближался к парковке, явно не осознавая, что происходит вокруг. Журналисты позволили ему дойти до его машины, и тогда представительница государственного телевидения обратилась к нему первой. Он не понял вопроса, огляделся рассеянно, посмотрел испуганно на репортеров и фотографов.

– Что? – спросил он. – Что вы хотите?

– Мы собираемся написать о Мишель в завтрашнем номере, – сказала Анника, выступила вперед и взяла мужчину за безвольно висевшую руку. Его ладонь оказалась холодной и влажной.

– Я не могу поверить, – сказал он. – Не могу поверить, что ее больше нет.

– Ты же работал с Мишель много лет?

Анника почувствовала, как другие журналисты обратились в слух у нее за спиной, не сводили глаз с дрожащего рта Фоллина.

– Она была моим… моим первым клиентом. Мы стали единой командой. Я сделал ее.

Анника кивнула, попыталась перехватить взгляд менеджера, прятавшийся за черными очками, почувствовала, что он смотрит в сторону воды.

– Как вы познакомились?

Себастьян несколько раз торопливо схватил воздух ртом, по-прежнему не глядя на нее.

– На предприятии дорожного управления в Векше, – сказал он. – Я работал там консультантом, и мне понадобился человек, чтобы провести презентацию…

Он замолчал, слюна, появившись из уголка его рта, тонким ручейком устремилась вниз по подбородку. Аннике стало немного не по себе от этого зрелища.

– Ты доверил ей презентацию?

Мужчина торопливо наклонил голову, на удивление быстрым движением вытер лицо, крепче вцепился в свой портфель.

– Она оказалась совершенно невероятной. Лучшей пресс-конференции у нас никогда не было. Веселая, умная, красивая, она просто очаровала всех. Все слушали, когда она говорила. – Он кивнул в знак подтверждения своих слов. – Потом я спросил ее, как она стала таким сокровищем. Она только рассмеялась. Она была такой. Невероятно одаренной от природы. Я привлекал ее ко всему, что делал потом.

– И в каком качестве? – спросила Анника.

– Она работала гидом в туристском поезде в Грене и стояла на ресепшн в отеле «Юллене Уттерн». И так… пять лет потом.

– Ты долго был с ней, – заметила Анника.

– Всегда, – сказал он и впервые посмотрел на нее из-за своих очков, она почувствовала на себе взгляд его маленьких светлых глаз.

– У тебя были контакты на телевидении?

– Жена моего брата работает на «Зеро Телевидении». Я договорился о первом контракте для нее в качестве ведущей программы. Она сразу стала звездой.

Анника кивнула, поняла, что это была правда.

– Каких еще клиентов ты представляешь? – поинтересовалась женщина с государственного канала.

Себастьян Фоллин вздрогнул, повернул голову и посмотрел в ее сторону:

– Извини?

– Ты же менеджер, не так ли? Ты представляешь только людей с телевидения или у тебя есть и другие клиенты тоже?

Лицо мужчины сжалось, покрылось морщинами вокруг влажного рта.

– Из какой ты фирмы? – спросил он, его голос изменился, стал жестче.

Она сообщила название своей новостной программы.

– С вами я не работаю, – ответил он, повернулся резко и отпер своего спортивного американца.

Фоллин чуть не въехал в стену на пути с парковки.

Праздник в кругу родни явно не прибавил здоровья Торстенссону, во всяком случае, на это намекало его бледное и отекшее лицо, когда он шагнул в редакцию. Национальный костюм, еще вчера, очевидно, составлявший его наряд, сегодня он сменил на брюки от спортивного костюма и водолазку, но все равно, как обычно, выглядел немного нелепо в окружении компьютеров и газетных анонсов, когда сейчас нервно блуждал взглядом среди сотрудников. Шюман увидел его, слабого и растерянного, сквозь стеклянную стену своего закутка, и мучительные сомнения, от которых ему никак не удавалось избавиться, навалились на него с новой силой.

«Я не могу, – подумал он. – Так не поступают с людьми». Потом он окинул взглядом весь персонал, редакторов и репортеров, фотографов и корректоров, руководителей различных служб и подразделений. Он сомневался, что Торстенссон знал, кто они или чем занимаются.

Главный редактор увидел его сквозь прозрачную перегородку и направился к нему в угол, чуть ли не скрежеща зубами от злости.

– Я хотел бы получить объяснение, – сказал он. – Чем ты занимаешься?

Шюман поднялся из-за своего письменного стола, прошел мимо главного редактора и закрыл за ним стеклянную дверь. Торстенссон выглядел сгорбленным в своем убогом фривольном наряде, хотя и немного меньше, чем в великоватых ему костюмах, которые обычно носил.

– Пытаюсь делать все возможное, чтобы газета функционировала, – ответил Шюман.

Он встал спиной к двери, в результате чего Торстенссон невольно оказался лицом к редакции, где сотрудники косились на них и перешептывались.

– Я имею в виду игру, затеянную тобой с председателем правления. Он свято верил, что именно я принимал решение относительно имен и фотографий всех людей в сегодняшнем номере.

Губы главного редактора были белые и сухие, он с трудом выдавливал из себя слова, как будто каждое из них давалось ему с болью.