Час последнего патрона - Альберт Байкалов

Он перевернулся на спину. Шамиль выставил из-за укрытия руку. Вахид выстрелил. Рука исчезла. Вместо нее над обломками кирпичей появилась голова Шамиля. По вымученному взгляду было понятно, что Вахид попал.

Джабраилов поймал в прорезь прицела голову араба. Простучала короткая очередь, и террорист уткнулся лицом в песок.

Вахид огляделся. Моджахеды, увлеченные боем, поливали свинцом колонну. Бухали гранатометы.

Вахид снова взял станцию.

— Абу-Хавс!

— Слушаю тебя, Валид!

— Я ранен. Принимай командование на себя.

— Понял тебя. Нужна помощь?

— Нет, сам справлюсь, — заверил его Вахид и махнул Шамилю рукой.

Лазарет располагался в здании главного медицинского центра Мосула. До того как отряды ИГИЛ вошли в город, здесь лечили бойцов иракской армии. Но уже спустя неделю в руках боевиков оказались все лечебные учреждения города. Из-за такого развития событий правительственным войскам приходилось использовать в качестве лазаретов мечети.

Боевикам важны были не столько сами больницы и поликлиники, как медицинский персонал. На стороне ИГИЛ было мало специалистов, но многие моджахеды нуждались в помощи. Сейчас в лазарете работали четыре врача из местных и боевик по имени Махмуд.

Неделю назад Вахид привез сюда Зелимхана. Конечно, парень даже не догадывался, что угрюмый бородач, совсем недавно назначенный командиром их небольшого отряда, не только не исламист, но еще и его родственник. Но все же Вахид держал его в поле зрения. Мало ли?

Молодой чеченец воевал бесстрашно, но имел мало опыта и был горяч. Из-за этого и пострадал. Он оказался единственным боевиком из его отряда, находящимся здесь на лечении, и Вахид периодически навещал его. Он заранее знал, что не сегодня-завтра сам окажется в этих стенах, и решил после всего забрать родственника с собой. Вахид еще не знал, как это сделает, но был уверен, что вернет парня к нормальной жизни.

Однако едва Зелимхан пошел на поправку, как вдруг пропал. Тогда Вахид впервые говорил с Махмудом. Странно, но, рассказывая о том, как быстро развивалась у Зелимхана гангрена, алжирец отводил взгляд и старался не смотреть в глаза. Вахид заподозрил, что не все так просто, однако не решился рисковать. Размышляя, что могло стать причиной волнения Махмуда, Вахид вдруг заподозрил, что Зелимхан вовсе не умер, а попросту перевезен куда-то в другое место.

Если это так, то что послужило тому причиной? Да все что угодно. Армия ИГИЛ — далеко не сброд, а хорошо организованная военная структура со всеми необходимыми институтами.

Была в ней и своя контрразведка, которая тесно взаимодействовала с ЦРУ. Если исламисты узнали, кто они с Шамилем на самом деле, то объясняется и исчезновение Зелимхана. Ведь любой боевик отряда может подтвердить, что их командир больше других общался с этим чеченцем.

Вахид вытянул ногу и наблюдал за руками Махмуда, который снимал старый бинт, пропитанный кровью. Шамиль сделал все как надо. Пуля прошла сквозь мягкие ткани, не задев кость и не повредив крупных сосудов.

Впрочем, Вахид тоже не подвел, хотя в руку попасть сложнее. Несмотря на то что они тщательно пристреливали оружие, он немного волновался. Дело не в навыках. Они остались прежними. Ночью, когда шли, Вахид ронял автомат. Мало ли? Сбить прицел тяжело, но на ювелирную точность стрельбы влияет даже погода.

Махмуд наконец-то смотал бинт до той части, что присохла к входному отверстию, и потянул. Вахид сморщился.

Махмуд заметил это и тихо спросил:

— Больно?

— Не смертельно.

Махмуд взял какой-то флакончик и плеснул что-то на пятно запекшейся крови. Бинт отвалился. Он стал обрабатывать раны.

— Ты кем раньше работал? — не удержался и спросил Вахид.

— Я врач.

— Откуда приехал?

— Из Франции. — Махмуд стал протирать кожу ваткой, смоченной в спирте.

— А где жили твои предки?

— В Алжире, — ответил Махмуд.

— А учился ты в России, — сделал вывод Вахид. — Иначе откуда знаешь этот собачий язык.

— Да, в России, — подтвердил Махмуд.

— Ты много путешествовал, — с иронией констатировал Вахид. — Где приобщился к настоящему исламу?

— У французов с этим просто. — Махмуд смочил тампон в перекиси водорода и прижал к ране.

— Давно здесь?

— Полгода, — не поднимая головы, ответил Махмуд.

Выходцы из Европы, приехавшие воевать в Сирию и Ирак, уже давно пожалели об этом. Боевики относились к ним с презрением. Эти люди занимались грязной работой. Им часто не платили денег и не давали женщин.

— Ты помнишь меня? — спросил Вахид.

— Да, конечно, — Махмуд кивнул, разрывая новую упаковку бинта. — Ты известный командир…

— Я не о том тебя спросил. — Вахид нахмурился.

— Ты приходил к своему земляку, — уже тише сказал Махмуд и стал бинтовать ногу. — Зелимхан, кажется.

— Не кажется, — буркнул Вахид. — Одного не могу понять. Он ведь почти выздоровел.

— Так бывает. — Руки Махмуда заработали быстрее.

Стало заметно, что он боится продолжения этого разговора и торопится.

— Скажи, он ведь не из-за гангрены умер?

Махмуд втянул голову в плечи.

— Почему молчишь?

Бинт закончился, и теперь алжирец держал его конец, боясь шевельнуться.

— Ты что, глухой? — наседал Вахид.

Махмуд бросил вороватый взгляд на соседнюю кровать.

— Ты почему спрашиваешь?

— Ты глупый, да?

— Его забрали…

— Куда?

— Они обосновались в другом крыле здания. — Махмуд наконец-то разрезал конец бинта и ловко завязал его.

— Кто? — Вахид едва сдерживал себя, чтобы не схватить этого алжирца за горло.

— Это тоже врачи, — едва слышно проговорил Махмуд.

Неожиданно Вахид вспомнил, как в последний раз, уходя от Зелимхана, он увидел грузовик, стоящий в больничном дворе. Двое боевиков снимали с него ящики с каким-то оборудованием. Рядом о чем-то тихо говорили люди европейской наружности.

— Что это за врачи? — заволновался Вахид.

— Не знаю. Нам нельзя заходить в ту половину. — Махмуд замотал головой, встал и ушел.

— Странно, — пробормотал Вахид, глядя ему вслед.

— О чем это ты? — спросил бритоголовый боевик, лежавший на соседней койке. На его шее был надет корсет, он говорил, глядя в потолок, не поворачивая головы. Вахид знал, что этого человека звали Мерза. Он был родом из Туниса и говорил на арабском. Вахид с трудом понимал его, однако сказать ничего не мог.