Альтруисты - Эндрю Ридкер

Артур ласково похлопал его по щеке:

— Просто строй.

Всю дорогу до Солсбери он проспал. Коричневое кожаное сиденье приятно холодило шею, шофер не говорил ни слова. На закате «мерседес» остановился перед домом Мойо, и Артур кое-как очухался. Увидел знакомый особняк — и его тут же замутило от стыда. Когда он впервые прибыл в Солсбери, у него не было других точек отсчета, кроме Бостона. Но, прожив несколько месяцев среди бедных зимбабвийцев, он больше не мог восхищаться богатством семьи Мойо.

Тошнота преследовала его на протяжении всего ужина, приготовленного Промис и ее служанкой. Артур был слишком голоден, чтобы отказываться от еды, но за ужином ему стало совсем худо.

— Я так рада вас видеть, Артур, — сказала Промис.

— Надо же, как вы подчистили тарелку, дружище! — воскликнул Луис-старший. — Вас там, что ли, голодом морят? Ха!

Артур со злостью уставился на его недоеденную тушеную говядину.

— Как идет ваша работа? — спросила Промис.

— Хорошо идет. Первый туалет уже функционирует. Теперь будем расширяться. Вы не представляете, как благодарны местные…

— Очень даже представляю, — сказал Луис-старший.

— Лично я вами восхищаюсь, Артур, — улыбнулась Промис. — Вы американец, но приехали в такую глушь — ради туалетов! Кто бы мог подумать? — Она засмеялась.

— Местные живут очень плохо, — сказал Артур.

— Никто не хочет вставать на путь модернизации, — кивнул Луис-старший. — Советую вам не останавливаться, держать марку, иначе до финала можете и не дойти.

— Это точно, — подхватила Промис.

Артур поморщился и с трудом допил чай:

— Пойду лягу, если не возражаете.

Но сон к нему так и не пришел.

Званый обед — день рождения десятилетней девочки, дочери близких друзей Мойо, — состоялся на следующий день в доме этих самых друзей, точнее — на их роскошной зеленой лужайке. Фуршетные столики ломились от элитных спиртных напитков и креветок: пухлые розовые ракообразные лежали на краю высоких бокалов, окунув головы в соус (казалось, они жадно его пили), на серебристых блюдах блестели боками румяные цесарки и антилопье филе. Артуру удавалось скрывать ярость ровно двадцать минут — пока он ел. Но, пропустив два стаканчика «Джонни Уокера», он открыл свой гнев заново.

— Мистер Мойо, — сказал он, когда лужайка качнулась под его ногами. — Простите, но откуда у них все это?

Луис-старший улыбнулся:

— В смысле?

— На юге страны нет вообще ничего. Ни шампуня, ни бритв, ни батареек. Даже туалетная бумага — роскошь. Мне все это присылают по запросу, но я вижу жизнь местных и не понимаю: как они терпят? Они в курсе, что тут происходит? Эти креветки и виски и… Я-то думал… я думал, у вас социализм.

Луис-старший расхохотался.

— Дружище! — Его улыбка вдруг показалась Артуру омерзительной. — Такой уж в Африке социализм: что мое — то мое, а все твое — общее.

Артур отошел в дальний угол лужайки и сблевал в кусты.

Ночью ему приснилось, что он служит на флоте и должен защищать от врагов целый гарем загорелых женщин, но всякий раз, пытаясь выхватить меч, смущенно обнаруживает, что меча в ножнах нет.

В воскресенье он не вернулся в Чиредзи, как планировал, а сперва заехал на неделю в траппистский монастырь, при котором действовала больница. Там он трудился, не покладая рук: по мере сил помогал больным, вместе с монахами пек хлеб и варил пиво. На станцию «Смиренных братьев» он вернулся с похмельем в голове и новой надеждой в сердце.

— Где вы пропадали? — спросил Рафтер. Они с Джемроллом пинали во дворе футбольный мяч с логотипом «Братьев».

— Заехал кое-куда на обратном пути. Что я пропустил?

Джемролл пнул мяч. Артур поймал его ногой, и тут ему на носок упала капля дождя. Он поднял взор к темнеющему небу, затем посмотрел на Джемролла.

Мальчик пожал плечами.

— Сезон дождей, — сказал он по-английски.

К декабрю дожди усилились и участились. Строительство «туалетов Альтера» встало. Но когда в середине месяца на целую неделю установилась ясная погода, никто из нанятых Артуром людей не явился на работу. Джемролл тоже пропал. Артур отправил Рафтера в город: узнать, что произошло.

Вернулся тот очень скоро. Почему-то он натянул ворот футболки себе на рот.

— Фонна лень.

— Чего?

Рафтер убрал футболку со рта:

— Сонная болезнь!

Он натянул рукава и закрыл ими кисти рук.

— Что ты делаешь?!

— Прячу открытое тело. Артур, надо спасаться.

— Я оставил бетономешалку у туалета. Пойдем сходим за ней.

— Артур…

— Давай-давай. Объяснишь все по дороге.

— Сонная болезнь! — нервно озираясь по сторонам, повторил Рафтер, когда они зашагали к туалету. — Ее переносят мухи цеце. Она разрушает нервную систему.

— Какая-то эпидемия, что ли?

— Да, больница Чиредзи забита битком. Они больше не берут пациентов.

— Наши рабочие там?

— Вы не понимаете, Артур! Болеют все поголовно…

— Это смертельно?

— Смотря как лечить. В больнице нет свободных коек, люди лежат на полу.

— Что же, и Джемролл…

Рафтер вскинул руки:

— Честно? Я сейчас больше переживаю за нас с вами!

— И что будем делать?

— Не знаю… Засядем на станции, устроим карантин. Может, болезнь отступит… Я звонил в нашу штаб-квартиру, оставил им сообщение. Завтра попробую дозвониться еще раз. А пока надо держаться подальше от любых…

Он умолк. Они подошли к туалету. Вокруг него стояла стена низкого гула.

— Артур… Смотрите! — Дрожащей рукой Рафтер показал на крышу туалета.

Артур проследил взглядом за его пальцем и увидел, что всю верхнюю часть постройки облепили черные точки.

У Рафтера отпала челюсть.

— Они летят на запах, — сказал он. — Господи!

Артур сделал шаг вперед.

— Куда вы?!

— Хочу посмотреть.

— Спятили?! Они же там размножаются!

— Мне надо знать, — процедил Артур. — Я хочу убедиться!

— Я вас не пущу! — Рафтер схватил его за грудки. — Не позволю, чтобы и вы заразились!

А дальше начался сущий кошмар. По региону поползли слухи. Местные стали подозрительно коситься на приезжих белых, поселившихся на станции. Дети сбивались в стайки и швыряли камни в «туалеты Альтера», пока к ним не подлетали матери: унося детей, они строго-настрого запрещали им подходить к этим проклятым постройкам. Рафтер перестал говорить. Его одолела такая тяжелая депрессия, что даже самая истовая вера была перед ней бессильна. И вера его — в Артура, в идеалы, проповедуемые «Смиренными братьями», — пошатнулась. Видимо, он что-то сказал руководству, поскольку в конце декабря от них пришло письмо: в весьма энергичных выражениях они сообщали, что прекращают финансирование.