Проба пера - Иван Сербин

— Да ты очнись, баран! — заорал на него Степан. — Из чего мы тебя убьем? Из пальца? Нужен ты нам! Вон те, в джипе, догонят — убьют. Сперва нас, а потом тебя.

— Ох… Ох, беда-то, — причитал шофер. — Ох, беда… Навязались вы на мою голову… Они же номер запомнили. По номеру-то враз найдут…

— Успокойтесь, — сказала неожиданно Ирина. — Никто вас убивать не станет. Никому вы не нужны. Здесь прямо, а на следующем перекрестке перестройтесь в левый ряд, включите поворотник и ждите.

«Четверка» влилась в поток машин. Центральная улица всегда многолюдна.

— Когда джип подъедет, сверните направо, там арка будет. Под нее и поедете, во двор, — продолжала тем временем Ирина.

— Зачем во двор? — спросил Степан настороженно.

— Дворы там сквозные, а въезды узкие. «Жигули» пройдут, джип застрянет.

— Откуда знаешь?

— Да сослуживец один водить учил, — пожала плечами она. — Я как раз насчет въездов и выяснила.

— Тачку, что ли, ему разбила?

Ирина кивнула.

— «Тойоту».

— Нормально.

Степан обернулся. Джип приклеился метрах в десяти. Телепался вправо-влево, но поток на центральной улице был плотный, особо не разгонишься и не поманеврируешь.

— Ира, — Степан вытянул шею, — ты их номер не запомнила?

Ирина обернулась, посмотрела в заднее окно.

— Грязью заляпан.

«Жигули» как раз подъехали к перекрестку, встали под «стрелку». «Патрол» отделяла от них серая «Волга». Зажегся глазок светофора, разрешающий поворот. Водитель «Волги» рассерженно застучал ребром ладони по клаксону, выколачивая лающий звук. Дверцы джипа распахнулись, и оба наблюдателя рванули к «четверке» прямо по проезжей части.

Степан вбил стопоры в дверцы. Ирина заперла дверцы с другой стороны. Парни уже были рядом с «жигулем». Один рванул дверцу справа, второй слева. Ну да, ну да… на вздохнула. Помолчали тяжко. — Чем твой отец занимается, что на тебя такую облаву устроили?

— Да он… Понимаешь… — Степану показалось, что, стоит ему назвать дело, которым ведает Мало-старший, и их отношения закончатся. Раз и навсегда. Ирина с ним больше даже разговаривать не станет. Не того полета птица. Она своим путем ходит. Ей все эти разборки без надобности. — Бизнесом, в общем.

— А-а, — протянула Ирина. — Ну, раз бизнесом…

Не поверила, конечно. Что это за ответ такой? Бизнесом. Сейчас все им занимаются. Один нефтью торгует, другой — рылом в собесе. Тоже бизнес.

Ирина наклонилась к шоферу:

— Здесь остановите, пожалуйста. Я выйду.

Шофер послушно прижался к обочине, испытав при этом счастье, близкое к оргазму.

Ирина выбралась из салона, хлопнула дверцей, наклонилась к окну.

— Знаешь что, Степа, катись-ка ты… к папе, — сказала и пошла к метро, не оглядываясь.

Степан порылся в карманах и вдруг вспомнил, что денег-то у него нет. После свадьбы не переоделся, а сегодня остался без охраны. Даже взять не у кого.

— Слушай, отец, — Степан почесал лоб, — извини, я деньги… того… дома лопатник забыл.

— Да ладно, — торопливо забормотал шофер. — Какие деньги? Не надо мне ничего… Я так, обойдусь…

— Да? Спасибо, отец. Выручил. Спас, можно сказать… — Степан выпрыгнул из машины. — Спасибо за…

Договорить он не успел. Выдохнув ему в лицо клуб серо-голубого дыма, «жигуль» рванул с места.

Слава богу, Ирина еще не успела спуститься в метро.

Степан нагнал ее у самых дверей, схватил за руку.

— Постой.

— Что еще? — она обернулась. Лицо холодное, отстраненное.

— Подожди.

— Еще от кого-нибудь тебя спасти нужно?

— Слушай, ну не надо, ладно? Правда, я не подумал. Ну, извини. Дурак. Сглупил.

— «Извини», — зло повторила она. — Вечно одно и то же. Что, мне от твоих «извини» легче станет? Тебя папа выручит, если что. А я? Ты обо мне подумал?

— Да не хотел я, правда. Не знал, что так получится.

— Серьезно? Ты, наверное, думал, что эти бандиты приехали наградить тебя медалью «За отличную учебу»?

— Слушай, ну чего ты кидаешься-то? — Степан совершенно не знал, как себя вести, чтобы Ирина его простила.

— Вот мужики пошли, — вздохнула девушка. — Должны бы баб защищать, а они сами за юбку прячутся. Потом еще и удивляются, почему это на них обиделись…

— Ладно. Все. Не нравится тебе — я приставать не буду, — угрюмо заявил Степан. — Ты далеко живешь?

— А что такое?

— Переждать мне надо где-нибудь, пока люди отца подъедут.

Ирина посмотрела на него внимательно, покачала головой.

— Повезло мне… — пробормотала она. — Ладно. Пошли.

К немалому удивлению Степана, они миновали станцию метро, свернули во дворы, проплутали минут пять в темных, отсыревших колодцах. Наконец Ирина толкнула дверь в парадное. Подъезд был таким же темным, высоким и гулким, как двор. Эхо шагов докатывалось до самого чердака. Здесь все было старым. Лифт — кондовая кабина времен, наверное, хрущевской «оттепели», уродливые сетки в лестничных пролетах. Даже вполне современные надписи на стенах казались устаревшими. Здесь все успевало устареть прежде, чем появлялось на свет.

Квартира, в которой жила Ирина, располагалась на третьем этаже. Как и большинство квартир старой постройки, была она внушительна и загадочна. Мебель — под стать дому. Черные, уже начавшие рассыхаться буфеты и шкафы, трельяжи и цветочные столики. Бархатные занавески, закрывающие дверные проемы. Потолки такой высоты, что без альпиниста лампочку не сменишь.

— Ничего себе, — заметил Степан, озираясь. — Солидно тут у тебя.

— Ко всему привыкаешь, — отмахнулась Ирина. — Ладно, звони или уматывай. Не осложняй мне жизнь. У тебя пять минут.

Она повернулась и ушла в комнату. Степан включил телефон, набрал номер.

— Алло, да.

Голос отца звучал сухо и собранно. По его тону собеседник сразу должен был понять: разговаривает он с человеком занятым, серьезным, время зря терять не привыкшим. Деньги мужчина зарабатывает, понимаете? Реальные деньги.

— Отец?

— Степа? Ты откуда? Из института?

— Нет, отец. Я не в институте…

— Где ты? — голос Мало-старшего налился свинцом.

— У одной знакомой.

— Что ты делаешь у этой знакомой?

— Отец, тут такое дело. Только что в институт приезжали какие-то люди. Я их не знаю, но по виду — из братвы. По-моему, они пытались меня завалить. Или украсть. Одним словом, хрен их знает, что они пытались. Гнались за нами до самого центра. Мы еле от них оторвались, — Степан облизнул губы. — Что мне делать-то?