Бугор - Владимир Колычев

– Это не ответ.

Сначала он рукой раздвинул ей ноги, затем просунул коленку меж бедер. Наступление продолжалось, и остановить его Лариса не смогла.

Она слишком быстро расслабилась, чтобы извлечь из процесса хоть какое-то удовольствие, но все-таки после случившегося осталось чувство, будто ее изнасиловали.

Холодная зимняя ночь, ветер, колючие снежинки срываются с вьюжных сугробов и несутся в лицо. Вокруг уличных фонарей густо роятся белые мухи. Светло на улице, хозяйственный Демьян об этом позаботился, и дорога здесь хорошая, прямо от остановки через всю улицу до самого центра тянется. Только сейчас эта дорога снегом занесена. Странно, почему трактор ее не почистил? А почему свет в доме не горит? И собака не лает. И коровы не мычат…

Тишина во дворе, ворота на запоре, калитка заперта. Поздно уже, Демьян и свекор должны быть дома. А Варвара Сергеевна вообще со двора никуда не уходит… Что же случилось?

Лариса и без того пребывала в сильном душевном смятении. Ушла от Алика, вернулась к мужу с повинной. Всю дорогу от Москвы до Приволья настраивалась на разговор с Демьяном, на крики, упреки, мечтала о пощечине, после которой должно было последовать прощение. Но нет Демьяна, никого нет, не перед кем виниться…

Может, к Ломовым пойти?

Свет в их окнах горел, и калитка открыта. Шарик бросился к Ларисе, он узнал ее, завилял хвостом и проводил до самого крыльца. Дверь тоже открыта, а в горнице дым коромыслом. Василий за столом, два его дружка, пятилитровая бутыль первача на троих, все пьяные в доску. Василий прошелся по ней мутным взглядом, махнул на нее рукой, дескать, сгинь, нечистая сила.

Откуда-то из глубины полутемной комнаты выплыла Анюта. Располневшая, с бигуди на голове, в байковом халате поверх более длинной комбинации.

– Лариса?! Ты?

Казалось, она не знала, радоваться своей нежданной гостье или гнать ее поганой метлой.

– Я.

– Живая?..

– А вы что, меня похоронили? – через силу улыбнулась Лариса.

– Не знаю. Вот Варвару Сергеевну точно схоронили. На прошлой неделе.

– Варвару Сергеевну?

– Ну да, как Демьяна посадили, так ее удар и хватил. Помучилась немного, и все…

– Демьяна посадили?

– А ты что, с Луны свалилась… Где ты была?.. Демьян говорил, что бандиты тебя увезли…

– Да, бандиты.

– Из Москвы вроде бы за тобой приезжали, – подсказала Анюта.

– Да, из Москвы… У меня проблемы там были. Демьян не говорил?

– Нет, не говорил. С бандитами проблемы были?

– Да, три года назад. Они до сих пор меня преследуют.

Лариса врала, но у нее уважительная причина – нежелание вдаваться в подробности. Да и незачем кому-то знать, что она пропела все два месяца, как та стрекоза из басни Крылова… Да, бандиты ее похитили. Бабуин проклятый вычислил ее и выкрал. Демьян понимает, что подобное могло произойти. Поэтому можно и ему лапши навешать, рассказать, как Бабуин держал ее под замком в своем доме, как она героически сбежала от него… Но это потом. Сейчас, главное, нужно узнать, куда делись дети. Вдруг и с ними что-то случилось?..

– Ты говоришь, Демьяна посадили? – с неподдельным ужасом спросила она.

– Да, в СИЗО он, под следствием. Он Жигуля убил…

– Какой ужас?.. А Егорка где, Милка? У тебя?

– Нет, не у меня. Комарова их забрала.

– Ничего себе?! Ей-то что?

– А она Демьяна под свое шефство взяла… Муж в больнице, он в СИЗО, так она в Рязань сразу к ним двоим ездит. Одному передачку больничную, другому – тюремную. И мы с Василием ездили… Демьян тебя искал, Жигуля пытал, думал, ты у него. А Жигуль мстить потом приезжал. Юрия Васильевича сильно ранил, он до сих пор на ноги встать не может. Совсем плохой. Мы с Васькой были у него, видели мужика. Печень у него вырезали, ну, не всю, но все равно много… А Демьяна посадили за то, что он Жигуля убил. Простых людей у нас убивать можно, а бандитов нет… А ты, значит, вернулась.

– Сбежала.

– От бандитов?

– Да.

– Ужас какой! Расскажешь?

– Потом как-нибудь… А Савелий Демьянович где?

– У Ивана. К младшему сыну поехал, а остановился у старшего. Приехать должен. А может, у Ивана останется…

– А хозяйство?

– Хозяйство Комарова забрала. Под присмотр. Да и какое там хозяйство, две коровы тельные. А все остальное под нож пустили. А кому смотреть? Савелий Демьянович сдал сильно. В общем, беда… Да ты заходи, а то стоим как не родные.

– Да мне бы детей повидать.

– Это не ко мне, это к Комаровой. А ты знаешь, где она живет, пешком не дойдешь, а мой – сама видишь, какой – невесело вздохнула Анюта. – Совсем никакой.

– Что, сорвался Васька?

– Зима, работы нет… сорвался, гад. Как Демьяна посадили, так все наперекосяк пошло. Да и Юрки нет, некому мужиков держать, вот и распускаются помаленьку. Ничего, весна настанет, посевная начнется, за ум возьмутся. Наверное… Заходи в дом, говорю.

– Нет, мне к детям надо.

– Васька тебя отвезти не сможет…

– Ничего, я пешком.

– Ну, смотри, я тебя на улицу не гнала…

Тихо в деревне, только слышно, как ветер снег от сугроба к сугробу гоняет да в проводах время от времени тихонько подвывает. Холодная зима, волки в такую пору поближе к людям подбираются, может, и вокруг Приволья стая кружит. Да и метель закружить может, с дороги сбить, а заблудиться в такую зиму – верная смерть. Но Лариса все равно пошла в беспросветную снежную ночь. Как будто своими страданиями на пути к детям могла искупить свою перед ними вину.

Не заблудилась она и с волками не встретилась, но, пока дошла, окоченела. И устала очень.

Забор вокруг дома высокий, из-за построек, за воротами ничего не видно. Но собаки во дворе надрываются, да и видеокамера над калиткой установлена, потому и вышел к Ларисе сторож.

– Чего надо? – грубо спросил он, пытаясь удержать ружье, ремень которого так и норовил соскользнуть с покатого из-за тулупа плеча.

– Уварова Лариса.

– Уварова?! Извини, дочка, не признал. Проходи! Проходи!

Зато Катя Комарова сразу же узнала ее. Только радости никакой не проявила. Нахохлилась, как та наседка, защищающая свой выводок. Слышно, как дети по дому носятся, с криками, шумом. Но это ее дети. Хотя, может, и Егорка с ними. А Мила слишком еще маленькая, чтобы бегать. Сердце запищало в груди в предчувствии долгожданной встречи. Сильно Лариса соскучилась по своим детям, сил нет, как хочется их увидеть. Но Катя не позволяет ей зайти в комнату, откуда доносится суматошный шум. Сложила руки на груди, стоит на широко разведенных ногах, голова горделиво вскинута, взгляд жесткий, осуждающий. Она и раньше улыбалась Ларисе через зубы, а сейчас рассматривает ее с нескрываемым пренебрежением.