Коллекционная вещь - Тибор Фишер

– Если честно, я – тоже, – задумчиво говорит Никки. – Таких, как она, можно любить всем сердцем, но заставить уехать невозможно никакими силами.

– А кто такой Самогонщик? – любопытствует Роза. – Как ты назвала этих братьев? Налим?

– А кто такая Табата?

– Видишь ли...

– У Самогонщика... впрочем, не важно. Я-то знаю, кто их подослал. Это Лэл, брат одного моего клиента. Не помню, как его звали, – человек он был незапоминающийся. Зато клиент – первый сорт.

– А что, бывают клиенты второго сорта?

– еще бы. Некоторые из них – полное дерьмо. Знаешь, сколько этих мазохистов я на своем веку перевидала... Думала по глупости, с ними хлопот меньше. Первым таким клиентом был здоровенный шотландец, болван каких мало. Достает свой прибор и говорит: «Сделай мне больно». Больно – так больно, беру плетку и хвать ему по члену, не сильно, даже нежно, а он поворачивается и кулаком мне в морду. «Больно же, сука!» – кричит. Думала, он мне челюсть свернул. Поначалу кажется, что с мазохистами проблем не будет. Явится какой-нибудь коммивояжер из Азии, упадет на колени, будет ползать по полу, лизать тебе подошвы и молить: «Накажи меня, повелительница, я – ничтожество. Только захоти – отвезу тебя в Карачи, озолочу».

Он тебе и комнату пропылесосит, и окна вымоет, и обувь начистит – дел-то в доме всегда хватает. Со временем я этих мазохистов и к соседям посылать стала: цветы в садике польют, в туалете пол вымоют, в магазин сходят. С соседями ведь, сама знаешь, хорошие отношения невредно поддерживать. Потом я иначе развлекаться стала: одного клиента заставляла бардак в доме устраивать, в тарелки испражняться и все прочее, а следующего

– порядок наводить. Но мне и это надоело: вечно эти мазохисты за тобой ходят, только и ждут, что ты их либо кнутом огреешь, либо как-нибудь еще обидишь, спасу от них нет: в паб не сходишь, телевизор спокойно не посмотришь, да и проку от них в общем-то мало. Велела я как-то одному в ванной убраться, а он – ни в какую. Я его тогда так измочалила, что он мне полсотни накинул.

Но со временем ведь все приедается, вот и я всех несговорчивых отвадила, и тут мне пришла в голову мысль упечь моих мазохистов в тюрьму. Не в настоящую тюрягу, естественно, а в конуру – у нас с ними это тюрьмой называлось. Запрешь их в «тюрьме» – и делаешь что хочешь. И все счастливы: им ведь это даже выгодно – два дня в конуре обходились им дешево; лишнее я с них брала, только если они меня упросят пару раз в день к ним в конуру заглянуть и на них помочиться.

Так вот, брат Лэла был одним из лучших моих клиентов. Работал он клерком в электрической компании и зарабатывал, понятно, гроши, но зато сидел в бухгалтерии, а у меня за электричество за год не плачено было. Чего только со мной не делали: и свет грозились отключить, думали даже улицу вскопать, чтобы меня от сети отрезать, – а он взял и мой счет аннулировал. Я с ним – за скромную мзду – и насчет соседей договорилась: он и их счета аннулировал, и скоро вся улица, почти весь квартал, все местные фирмы и рестораны перестали за электричество платить. Меня весь наш район на руках носил, а мой клиент все выходные в «тюрьме» просиживал.

Сидит однажды мой Электрик в «тюрьме», а в соседней конуре

– еще один живчик, из муниципалитета. Воскресенье, лето, жара; в «тюрьме» они с пятницы, ни еды, ни питья, одна ругань да вонь – самое время их на свободу выпустить. А я в тот день отличилась: квартиру убрала, гимнастикой позанималась, надо, думаю, чем-то себя развлечь – заслужила. И решила: пойду-ка навещу своего соседа, наркодельца.

Делец этот, надо сказать, – кретин каких мало. Даром что доктор Смак. Тот еще «смак»! Настоящее его имя было мне неизвестно, он его официально поменял, но могу поручиться – такие имена забываются в следующую секунду. Жил этот Смак в пяти минутах ходьбы от меня, а на улице тепло, солнышко – дай, думаю, до него догуляю, и домой. Прихожу, запасаюсь, как водится, товаром, собираюсь уже уходить, а Смак почему-то вдруг рассиропился, не отпускает, демонстрирует новые «препараты», предлагает водки выпить, а заодно и кольнуться. Почему бы и нет, думаю. Вижу, Смаку страсть как пообщаться хочется – ему такое счастье не часто выпадает, да и мазохисты мои наверняка рады будут еще на полчасика в «тюрьме» задержаться. Выпиваю рюмку, колюсь. Нездешний кайф. Многое мне в жизни не удавалось, но с наркотиками – полный ажур. Чувствую: сегодня вколола я себе то, что надо. Последнее, что я помню: Смак протягивает мне какую-то змею на тарелке, и вид у него при этом немного взволнованный. А потом – провал.

Если б Смак не был таким козлом, я бы решила, что он это все нарочно подстроил. Новое средство на мне испытывал. Что произошло потом, я восстановила уже гораздо позже. Отрубилась я – а вид такой, будто концы отдала. Смак, натурально, в штаны наложил, все свое зелье в туалет быстренько спустил и вызывает «скорую» – делать-то нечего. «Скорая», стало быть, в дороге, я – в отрубе, а Смак лихорадочно соображает, какую бы такую лапшу врачам на уши повесить. А поскольку дело происходит летом, на мне, сама понимаешь, надето не много. Вот Смак и думает: пока «скорая» приедет, надо бы ее по-быстрому трахнуть – не в том она состоянии, чтобы отказываться.

Брюки приспустил – и за работу, и тут – бывают же совпадения! – входит его подружка. А надо тебе сказать, что Смак собирал всякий хлам. Квартира у него – как лавка старьевщика, чего в ней только не было. И водолазный костюм, и чучело казуара...

– Казуара?!

– Да, чучело казуара. Казуар, он вроде страуса. Знаешь, зачем Смак это чучело приобрел? Затем, чтобы все подумали, что это страус, и спросили: «Откуда у тебя чучело страуса?» А он бы тогда ответил: «Нет-нет, это не страус, это казуар». Приобретал он весь этот хлам исключительно для выпендрежа – вот только на какие деньги, не знаю. На наркотиках он бы столько не заработал. И ни на чем другом тоже. Зуб даю. Но все эти заморские чучела обошлись ему недешево – это факт. Понимаешь, если б тебе такое кто другой рассказал, ты подумала бы: «Интересно, я и не знала», когда же слышишь это от Смака, то думаешь: «Тоже мне, нашел чем хвастаться!» Коллекционировал он и средневековое оружие.

Так вот, хватает его подружка со стены лук и выпускает стрелу прямо Смаку в голую задницу, после чего бьет его для верности по голове счетами. Нокаут. То ли по дурости, то ли потому, что на столе недопитая бутылка водки стоит, подружка решает, что я либо пьяна, либо просто люблю поспать без трусов у Смака на паркете. Лезет она ко мне в сумку, находит там наркотик, колется – и через несколько секунд валится на Смака и тоже отрубается.

Тут появляются еще два наркодельца. Смаку они дают промышлять этим бизнесом только потому, что, во-первых, любят время от времени хорошенько его взгреть и, во-вторых, регулярно собирают с него дань. Что произошло дальше, мне до сих пор не вполне понятно. Дельцы, как видно, между собой повздорили – то ли из-за того, что в тайнике не оказалось наркотиков, то ли потому, что не смогли поделить обнаруженные в кармане у Смака деньги, то ли потому, что поспорили, кто меня первым трахнет. Повздорили и подрались – наверное, все-таки из-за наркотиков, и один огрел другого – нет, ты только представь! – замороженной игуаной, которую Смак в морозилке держал, так как воображал себя таксидермистом. Чучела эти валялись у негоповсюду и выглядели так, словно побывали в серьезной аварии, поскольку таксидермист из Смака получился ничуть не лучше, чем наркоделец. По-видимому, удар игуаной достиг цели – во всяком случае, вся квартира была залита кровью. А ведь бедняге пришлось еще и от гепарда отбиваться; гепард, правда, под кайфом был.