Игры скорпионов - Марта Таро

«Везёт же людям, — завистливо размышлял Островский, — такая усадьба, да в центре Москвы, и уцелела во время пожара!»

Сдавший Лаврентию верхний этаж своего дома управляющий купца Сверчкова рассказал новому постояльцу, что и изумительной красоты церковь Успения Божией Матери, возле колокольни которой прилепился их маленький двухэтажный домик, отстояли во время пожара дворовые из соседних усадеб. По цепочке передавали они вёдра с водой из усадебных прудов, обливая стены храма.

Судьба церкви Лаврентия не волновала, он думал о собственном удобстве: всё-таки приятнее смотреть на красивые дома, чем на обугленные стены, потому и согласился на явно грабительскую цену, запрошенную за две комнаты ловкачом хозяином.

«Месяц-другой — и всё закончится, — рассудил тогда Островский, — не обеднею».

Но он просчитался, дни складывались в месяцы, а успеха даже не предвиделось.

Лаврентий продолжал следить за домом князя Алексея, во всех трёх имениях нанял дворовых-доносчиков, но обнадёживающих известий ниоткуда до сих пор не поступало. С месяц назад Островский решил раскинуть сеть по всей Москве и стал приплачивать смотрителям почтовых станций на трактах, ведущих из Первопрестольной в губернии. Везде Лаврентий не только назвал фамилии женщин, но и оставил подробные описания их внешности, наказав предупредить, как только где-нибудь появятся нужные ему путницы. И теперь со всех концов чуть ли не ежедневно летели сообщения о подходящих под описание дамах, только с другими фамилиями.

Каждый раз Островский кидался вслед и догонял указанные экипажи. Но всегда находил то старую помещицу с тремя внучками, то купчиху с дочерьми, то учительницу с воспитанницами пансиона. Наконец Лаврентий догадался, что нанятые им люди просто боятся упустить свой куш, вот и суетятся.

«Бездельники чёртовы, будто ни головы, ни глаз у них нет», — мысленно костерил своих соглядатаев Островский, возвращаясь из очередной бесполезной погони.

Но другого шанса разыскать ненавистных свидетельниц не было, приходилось ездить по всем сигналам осведомителей. Сегодня Лаврентий вернулся в Москву уже под утро: карету бедной офицерской вдовы с дочерью и двумя племянницами-сиротами он догнал в Крестах. Конечно, иссушённая нуждой, смуглая молодая офицерша никак не походила на дородную, белолицую и голубоглазую престарелую графиню, а девушки, хотя по возрасту и попадали под описание, оказались белёсыми и конопатыми простушками в заштопанных платьях и уж никак не могли сойти за княжон. Тем не менее Лаврентий заплатил смотрителю за сообщение и приказал впредь наблюдать внимательней. Но, как ни крути, деньги таяли на глазах, бесполезные погони изнуряли, и пришла пора определяться.

Нынешняя фамилия Сидихин пока не вызывала никаких подозрений. Может, рискнуть и попытаться найти невесту из купеческого сословия? Единственную дочь богатого отца, чтобы приданое дали в золоте, и тогда, обвенчавшись, взять фамилию тестя. А что? И новой родне польстишь, и сам — концы в воду. Как ни жаль, но дворянина Островского уже не воскресишь. Лаврентий сжал кулаки — волна горечи и злобы ударила в сердце. Во всех бедах виновата Долли! Из-за этой сучки потеряны и дом, и имя, и Илария.

О любовнице Лаврентий вспоминал постоянно. Тосковал по её умелым рукам и тёплым губам, мягкому бело-розовому телу и даже по безумному блеску чёрных глаз. Плакал. Доходил до отчаяния. Мог бы, конечно, клин клином вышибить — завести себе новую бабу. Но боялся: вдруг не сдержится и выдаст свою яростную тягу к насилию. Тогда, чтобы не оставлять свидетеля, женщину пришлось бы убить, а в Москве это казалось делом почти невыполнимым. Лаврентий утешался тем, что в конце концов поймает Долли Черкасскую и её глупую подругу, вот тогда и отыграется на них за все свои потери и душевные муки.

«Живого места не оставлю… — мечтал Островский, — но прежде, чем они умрут, я каждую отымею».

Но мечты оставались мечтами, более того, они теперь даже смахивали на миражи. Катился к закату июль, пройдёт ещё полгода — и деньги кончатся. Пока Лаврентий мог принарядиться и впечатлить женщину (конечно, не слишком притязательную). Пришла пора искать невесту, и делать это нужно было сейчас, пока судьба уж совсем не прижала к ногтю. Но перспектива просидеть всю жизнь в душном замоскворецком доме под пятой у властного тестя-старовера казалась такой противной, что Лаврентий всё никак не мог решиться. Сегодня он наконец-то признал, что женитьбы уже не избежать, но по слабости характера ещё раз дал себе отсрочку — до конца месяца.

— Последние деньки, — пробормотал Лаврентий.

Стало грустно, а потом откуда-то изнутри поползла чёрная горячая жижа беспросветной тоски. Затрепетало сердце, всё тело покрылось мерзким липким потом. Островский распахнул окно и подставил лицо под слабое дуновение ветерка, а потом и вовсе перегнулся через подоконник. Вроде полегчало. Он раз-другой глубоко вздохнул и осмотрелся. В полуденную жару Покровка будто вымерла, и только в ворота соседней усадьбы въезжала ямская тройка. Из-за жары верх экипажа был опущен, и Лаврентий отметил, что сухощавый загорелый пассажир, развалившийся на сиденье, по виду смахивал на иноземца.

Брезгливо отметив, что теперь в Москву понаедут чужаки-богатеи, спешащие заработать на несчастье сгоревшего города, Лаврентий отвернулся. После ночной погони он чувствовал себя настолько разбитым, что хотел лишь одного — ничего не делать. А потому лёг и сам не заметил, как заснул. Поднялся он уже ночью, когда из раскрытого окна потянуло долгожданной прохладой, разделся и вновь заснул. Окончательно Лаврентий проснулся уже в полдень. Позвал кухарку и велел подавать обед.

Стряпуха принесла щи, пирог с капустой и квас. Выглядела еда на редкость аппетитно. Но не успел Лаврентий пообедать, как мальчик-конюх привёз записку с почтовой станции на столичном тракте. Смотритель писал, что дамы, похожие на тех, кого велено искать, проследовали часом ранее в Петербург, правда, их сопровождал мужчина — англичанин, тот сам заказывал лошадей и расписывался за подорожную.

«Опять пустые хлопоты, — с раздражением оценил Островский. — Откуда мог взяться англичанин около уездных русских баб?»

Решив, что сегодня он уж точно никуда он поедет, Лаврентий доел свой обед и снова прилёг. Из окошка дохнул прохладой лёгкий ветерок, потом солнце затянули тучи. Неужели дождь? Но вместо него на Москву обрушился ураган. Громыхало так, что казалось, ещё чуть-чуть и в частом переплёте маленького окошка вылетят стекла. Островский порадовался, что никуда не поехал.

За окном бушевал ливень, потоки воды стремились вниз — в сторону Маросейки, а в комнатах стало на удивление уютно. Лаврентий велел подать ужин. Под гречневую кашу с потрохами выпил три стопки хорошей водки из хозяйских запасов и повеселел. Стал даже склоняться к мысли, что не нужно больше откладывать и пора ставить крест на прошлой жизни.

«Завтра же поговорю с Параскевой», — решил Лаврентий.

Здешняя стряпуха — бойкая бабёнка, знавшая в округе всех, — могла подсказать, где искать выгодную невесту. Приняв решение, Островский успокоился и под шум дождя крепко заснул.