Водомерка - Линда Сауле

Какое странное ощущение – стоять на улице перед входом в здание, в котором ты больше не работаешь. Это как вернуться в город, в котором ты когда-то вырос. Ты видишь знакомую местность, узнаешь каждую мелочь – вот трещина, в которой стелется изумрудный мох, вот потертая ручка, форму которой помнит твоя рука, две ступеньки с отбитым кафелем. И в то же время, глядя на эти детали, чувствуешь туманную бездну, вдруг возникшую между вами. Ты пытаешься разогнать ее руками, но она становится все гуще, пока окончательно не скроет от тебя все, чем ты дорожил.

Сьюзан полезла в карман и набрала знакомый номер. Ирвин ответил только после пяти гудков, когда она уже хотела положить трубку.

– Да, Сьюзан. Ты в порядке?

– Меня уволили. Только что.

– Черт, – ругнулся Ирвин. – Что планируешь делать, подавать апелляцию?

– Еще не хватало. Они ни в чем не виноваты. Впрочем, я тоже. Просто наши интересы разошлись.

– Не знаю, что и посоветовать в таком случае.

– Что тут скажешь. Меня еще ни разу не увольняли. Странное ощущение. Как будто долгое время носила тесный колючий свитер, а потом сняла и вместо него надела шелковую рубашку. Все чувства так обострились, такое ощущение, что все вдруг стало иначе. Как думаешь, это нормально?

– Думаю, сейчас в тебе говорит адреналин. Планируешь искать новую работу?

– Пока я могу позволить себе побыть просто свободной. Знаешь, я даже рада, что так произошло. У меня будет больше времени на то, чтобы собрать еще кое-какие данные о Питере Бергманне. Вчера я попала в грозу, и один мужчина помог мне. Он выдвинул одну интересную версию…

– Сьюзан?

– Да.

– Слушай. Я не хочу быть грубым, тебе и без того плохо, но я думал, что мы все уже обговорили. Похоже, что нет. Пусть сейчас и не лучшее время для этого, но я официально обращаюсь к тебе как представитель закона и прошу не заниматься этим делом.

– Ах вот как. Но ты не можешь!

В трубке раздался громкий вздох, и повисла пауза.

– Ирвин?

– Да, я здесь. Ты права, я не могу тебе этого запретить. Ты не делаешь ничего противозаконного, но ты должна знать, что Питера Бергманна предадут земле уже завтра.

– Что?

– Да, как я и говорил, мы сделали все возможное, чтобы установить его личность, и теперь можем захоронить тело.

– Где его похоронят? – удрученно спросила Сьюзан.

– На городском кладбище. Процедура пройдет в одиннадцать. Если хочешь, можешь приехать.

– Хорошо. Я буду. Обязательно буду. Ирвин?

– Да.

– Можно кое о чем спросить тебя?

– Говори.

– Мужчина, который найден на пляже, Питер Бергманн, и тот, которого зафиксировали камеры видеонаблюдения, – какова вероятность, что это два разных человека?

– Какое странное предположение, откуда оно? Что ж, я отвечу. Вероятность подобного минимальная. Была проведена ДНК-экспертиза, сравнивались отпечатки пальцев в гостинице с телом мужчины. Его опознали люди: водитель автобуса, на котором он ехал, работники в яхт-клубе, свидетели на пляже. Одежда и внешность совпадают. Если это два разных человека, тогда их схожесть просто невероятная.

– А что с дополнительными анализами, которые вы отправляли в Дублин, они уже пришли?

– Бог мой… Сьюзан. Забудь уже об этом. Похороны завтра. Увидимся, если захочешь прийти. Прости, но меня ждут дела, – и сержант Дэли повесил трубку.

* * *

– Добрый день, Слайго! С вами Сьюзан Уолш. Обычно дальше я говорю фразу, уже знакомую вам: «Истории, которые интересно слушать». Я к ней привыкла, и вы тоже, и она уже готова сорваться с моих губ. Но, как оказалось, не всем из нас интересно одно и то же. Неприятное открытие, однако я должна уважать решение большинства. Простите мою иронию, я немного расстроена.

Вы больше не услышите меня на радиостанции «Слайго-гоу». Вместо этого я решила открыть подкаст. Он будет целиком посвящен делу Питера Бергманна, делу, о котором я слишком много говорила в эфире и которое в конечном счете стало причиной моего увольнения. Делу, которое по сей день не дает мне покоя.

Но в любых переменах всегда есть место новым решениям. Теперь я могу полностью сосредоточиться на том, что интересно лично мне, без боязни быть осужденной, непонятой. Здесь, в моем личном подкасте, я хочу собирать факты о том, как продвигается это нераскрытое дело. Оно близится к концу, совсем скоро тело Питера Бергманна будет захоронено. Но мой поиск не закончен. И простите меня за это.

Я не знаю, есть ли у меня слушатели, будут ли они, когда я выложу это в сеть. Впрочем, это неважно. Даже если ни один человек не захочет слушать мои выпуски, я буду просто голосом, который звучит в эфире. Голосом, который говорит, когда другие предпочитают молчать.

Завтра состоятся похороны Питера Бергманна, неизвестного мужчины, найденного на пляже Россес-Пойнт. И если кто-то из вас хочет почтить его память своим присутствием, вы можете сделать это на городском кладбище, ровно в одиннадцать часов утра.

Когда она была здесь в последний раз? Лет пять назад или больше? Ворота на входе совсем проржавели, и граница самого кладбища подошла почти вплотную к жилым домам. Со стороны это выглядело так, будто живые присматривают за мертвыми. Или все ровно наоборот?

Она прошла под массивной оградой вперед по гравийной широкой дороге, по бокам от которой простирались лужайки с захоронениями. Старая часть кладбища. Могилы здесь больше походили на усыпальницы. Трехъярусные, увенчанные башенками, кельтскими крестами и древними амфорами, увитые вековым плющом массивные монументы. Многие из них хранили ужасы древности – Сьюзан знала, что жертвы холеры тоже были погребены здесь, на городском кладбище. Она содрогнулась, вспомнив мрачные истории о гробовщиках, стучавших по крышке гроба перед погребением, чтобы случайно не захоронить еще живого мученика. Но ее тревога, вызванная бурным воображением, была недолгой: вокруг царили тишина и почтение, подаренные после смерти близкими усопших. Их тени тоже здесь – тени тех, кто воздвиг эти строения, вместе с солнцем проходят они полный круг, как хранители при обходе. Все ли на месте, не откололся ли край, не набросилась ли черная плесень на беззащитный камень?

Чем дальше Сьюзан шла вперед, тем меньше старых захоронений ей встречалось. На их место пришли современные надгробия – мраморные плиты, светлые, ограненные полукругом или с острыми углами, словно поставлены только вчера. Куски высеченного из скалы камня в изголовье тех, кто предпочел даже после смерти природную натуральность. И на каждом имена, слова. Одни – мелким шрифтом, целые куски поэм или писем – обращения к душе покойного, едва вмещающиеся на основании. Другие – короткие, словно выкрик самого сердца, – два-три слова, звенящие в торжественной тиши.