Наследники СМЕРШа. Охота на американских "кротов" в ГРУ - Анатолий Терещенко

Владимир, как будто ничего не случилось, продолжал встречаться с Рональдом, получая от него материалы по военно-политическим вопросам, которые высоко на первый взгляд оценивались местным начальством — руководством резидентуры. Но со временем из Москвы стали поступать тревожные оценки — материалы от англичанина неглубокие, поверхностные, а иногда и вовсе дезинформационные. Резиденту ГРУ в Швейцарии Центр высказал сомнение в добропорядочности Фурлонга и предложил тщательно проверить источник информации.

6 июня 1978 года эти указания генерал Александров разъяснил Резуну, что не могло у него не вызвать сильного беспокойства. Кроме того, с некоторого времени начальник стал не поощрять труда «с ножницами», а требовал активизации работы с живым материалом — людьми из числа интересных для разведки иностранцев.

— В отношении Фурлонга надо выяснить наконец, кто же он? — потребовал генерал. — Да, чуть было не забыл, наши коллеги из КГБ получили данные о проявлении повышенного интереса к вам со стороны американцев. Будьте осторожны, вы еще неопытны в разведке. Бдительность — прежде всего!..

И, наконец, 9 июня 1978 года во время инструктажа Резуна по предстоящей встрече с Фурлонгом Александрову позвонил резидент ПГУ КГБ. В телефонном разговоре шла речь о совместных мероприятиях по откомандированию в Советский Союз какого-то дипломата. Потом инструктаж был прерван вызовом генерала к послу.

Капитан долго ожидал возвращения начальника. Но когда тот пришел, то, как показалось трусливому Резуну, шеф быстро завершил беседу, что еще больше насторожило подчиненного. Рабочий день у Владимира не клеился, в голове все шло кувырком. Холодный пот то и дело высыпался бисером на лбу и висках. В голове, как заноза, засела мысль — разговор идет явно о нем. Предположил, что его раскололи «ближние соседи» — сотрудники госбезопасности.

Резун так испугался, что его шатало, подташнивало, а привычную розовость лица сменила бледность, переходящая в мертвенную, землистую серость. Он, с трудом дождавшись конца рабочего дня, заспешил домой.

— Что с тобой, Володя? — вскрикнула Татьяна. — Посмотри в зеркало — на тебе лица нет… на себя не похож. Что случилось, скажи?

— А ну их к черту. Понимаешь, вызвал Александров, зло упрекнул меня за то, что я якобы без дела общаюсь с иностранцами. Отматерил по-мужицки, а потом выгнал из кабинета. Чувствуется, накапали что-то неприятное гэбисты. Кстати, я слышал разговор шефа, — наверное, на другом конце провода находился офицер безопасности. Говорили о срочной отправке завтра неизвестного сотрудника посольства в Союз. Речь шла, наверное, обо мне. Я все проанализировал — кандидат на «вылет» из Женевы только я. А в Центре разбираться не будут, отправят в Сибирь или на Дальний Восток — не в штаб, а в армию, в глухой гарнизон.

— Кем? — спросила перепуганная жена.

— Ротным, а может, выгонят совсем.

— Как же так? Сходи к Александрову. Сколько ты помогал его жене. Объясни ему, что это сплетни, что ты любишь свою работу…

— Поздно…

Он кричал, ругался. Потом стал кататься по дивану.

Вечером того же дня швейцарский агент английской разведки Шварцбергер вызвал срочно на связь своего хозяина — британца О'Брайна. Встретились в небольшом ресторанчике. Местный контрразведчик поведал негласному шефу, что его техническая служба записала взрывной разговор в семье подконтрольного объекта. Начальники советского дипломата собираются откомандировать его срочно, завтра же, в Москву.

— Не может быть! — вырвалось у О'Брайна Тира. Он понимал, что если это случится, то это конец и его карьере. Было двенадцать часов ночи…

Резидент бросился к машине. Через десять минут влетел в кабинет и вызвал Гордона. Рассказал ему ситуацию.

— Что будем делать?

— Есть сильный вариант — склонить Резуна с женой к невозвращению в Россию и сделать его политическим перебежчиком, — ухмыльнулся Гордон, явно довольный своим экспромтом.

— А если он не захочет?

— Помочь ему.

— Как?

— Состряпаем якобы перехваченную и расшифрованную нами телеграмму советскому послу. Покажем ее «Наполеону» — и весь сказ.

На том и порешили. Ночью они приехали на квартиру к перепуганному и изможденному Резуну и «объяснили» ситуацию. Показали телеграмму, в которой Центр требовал срочно откомандировать Резуна в Москву. Офицер, не колеблясь, принял план побега. Татьяна заупрямилась и стала возражать. Заплакала. Тогда он ей зачитал текст телеграммы.

— За что? Ты же не виноват… как такое могло случиться? А может, ты все же что-то натворил?

— Клянусь!

Татьяна разрыдалась. Ей подали содовой воды с растворенной таблеткой неизвестного успокоительного препарата. Через несколько минут она впала в полусонное состояние и стала совершенно безразлична к происходящему.

— Быстрее, Володя, а то могут с минуты на минуту прийти за тобой, — припугнул россиянина Тир. — Вещей никаких не берите. Скорее в машину.

В полночь два автомобиля отъехали от дома и помчались в неизвестном направлении…

Следует заметить, Резун был уверен, что англичане его примут — в самом разгаре идет «холодная война», — выдадут вид на жительство. А со временем он и его семья станут подданными Великобритании — обретут новое гражданство.

В квартире остались водительские удостоверения, дипломатические паспорта, одежда и другие предметы, свидетельствующие о торопливых сборах беглецов, а также коллекция обожаемых оловянных солдатиков.

После исчезновения советского офицера с семьей западная пресса несколько дней молчала. Английские власти тоже не торопились обнародовать уже известный во всех подробностях им этот факт. Потом, спустя месяц, появилось сообщение о перебежчике Резуне, попросившем политическое убежище в Великобритании.

И началось…

Сначала его робкие интервью, выступления со статейками в периодике. Потом карманные книжечки с потоками лжи о личном составе ГРУ, спецназа, КГБ, и вот уже всплывает 350-страничная, набранная крупным шрифтом «для солидности» книга «Ледокол», где много такого, с чем можно поспорить, не согласиться, отвергнуть с негодованием из-за явной клеветы и пасквилянтства.

Именно спецслужбы навязали «круглолицему мальчику», «абсолютному нулю в разведке», «трусоватому по натуре человечишке и сексуальному извращенцу», как писала одна из западных газет, в качестве псевдонима святое для россиян имя — Суворов.

Кстати, Резун ездил к Чертову мосту, который преодолевал настоящий полководец Суворов, а не «закавыченный стратег». Этот визит, по-видимому, тоже повлиял на выбор псевдонима.

Через некоторое время загадочный советский военный разведчик был представлен читателям одной из ведущих английских газет как «крупный знаток войск спецназа и всей системы ГРУ Генерального штаба ВС СССР».

Постепенно он рос, а вернее, его «росли», — и вот он уже стратег, рассуждающий о тонкостях войны, на которой не был, и задним числом вносит коррективы в приказы полководцев.