Смерть за зеркалом - Константин Алов

владельца, и тот не хотел, чтобы вонь оттуда просачивалась в комнаты.

Он задремал и не знал, сколько прошло времени, когда люк над его головой со скрипом отворился. В отверстие заглянула бородатая физиономия. Ее обладатель на ломаном русском языке спросил:

— Оклемался, ишак? Харашо! Вылезай, с тобой Большой Расул говорить хочет.

«Интересно, как я отсюда вылезу без посторонней помощи», — подумал Крюков, как вдруг услышит над головой тихий гул электромотора. В люк опустился трос с петлей на конце.

— Вставай ногой, — посоветовал сверху бородатый, — а рукой держись.

Крюков вступил в импровизированное стремя и взялся за покрытый маслом и грязью стальной канат. Электромотор все с тем же негромким гулом потянул его наверх.

Бородатый наверху был не один, Крюкова здесь ждали еще трое носатых смуглых боевиков. Все с автоматами Калашникова.

— Смотри. Лечи, урус сильный. Сам поднялся, — с интересом произнес один из них.

— А то пришлось бы петлей за шею вытаскивать, — пошутил второй.

Место, где очутился Крюков было подвальным коридором, из пола которого торчали крышки люков. Вдоль потолка проходил приваренный во всю его длину швеллер. По нему, как по рельсу, каталась электрическая таль — подъемное устройство, с помощью которого пленников поднимали из камер или опускали вниз. Такое устройство полностью исключало возможность побега.

— Тащите его к Расулу, — приказал тот, кого звали Лечи. — Мне еще надо с бормановыми шакалами разобраться. Хозяин хочет посмотреть, как они будут подыхать.

— А этого когда кончать? — один из стражей ткнул Крюкова концом ствола в поясницу.

— С этим особый разговор, — мечтательно улыбнулся бородатый Лечи. — За смерть сына хозяин его будет три дня убивать, не меньше.

Крюкова сбили с ног и проволокли по коридору, потом вверх по лестнице. Помещение наверху снова оказалось подвальным.

«Они тут что, небоскреб, что ли, закопали?» — удивился Крюков.

В этом подвале было темно и ужасно воняло протухшим бараньим салом. Крюкова отволокли в угол и пристегнули наручниками к железной скобе, торчащей из бетонной стены. После этого все ушли. Крюков успел задремать, пока в подвал снова вошли люди.

Зажегся свет, и он увидел, где находится. Потолок был высокий, больше трех метров, увешанный блоками и петлями. Посреди большого зала из отверстий в бетоне торчали два невысоких, по плечо, кола. Один в диаметре был раза в два толще другого. Оба остро заточены и до жирного блеска смазаны. Крюков понял, откуда исходила вонь бараньего сала.

В зал вошли люди. Впереди Расул, за ним остальные. Из обслуги Крюков узнал бородатого Лечи. Сюда же приволокли двоих связанных быков: у одного не было носа, у другого — глаза.

— Эти шакалы, — торжественно сказал Расул по-русски, — нарушили договор. Они переоделись в ментовскую форму и захватили на мосту мою машину с водкой, которая везла товар на Заречный рынок. Похоже, у Бормана стало традицией захватывать мой товар. Пора положить этому конец. Сейчас виновные умрут, а запись их казни мы отошлем Борману. Того, кто убивал Амира и Зелимхана, посадим на толстый кол. Он будет умирать долго. Второй, его помощник, умрет быстрее, на тонком колу.

Здесь не было электрического подъемника. Бойцы Расула перебросили через блок веревку и на раз-два подняли к потолку сначала убийцу, а потом его помощника. Правда, у них вышла небольшая заминка.

— Что случилось, Лечи? — нахмурился Расул.

— Их Лема допрашивал. Он лучше знает, кто из них убийца. А мне все русские на одно лицо. Нет, кажется, вот этот убивал.

Подвешенный к потолку безносый дико орал сквозь кляп. Его одноглазый товарищ, видимо, смирился со своей участью, он не издал ни звука.

— Ладно, продолжайте.

— Смотри внимательно и завидуй, шакал, — проговорил Расул, обращаясь к Крюкову. — Знаешь, какую казнь я для тебя придумал? По сравнению с ней то, что сейчас испытывают эти бледножопые, просто райское удовольствие. Вы все мне ответите за смерть сына! Что молчишь?

— Я его не убивал, тебя дезинформировали, — твердо сказал Крюков.

Расул пренебрежительно махнул рукой и вышел.

«Да, положение хуже терминаторского, — мрачно подумал Крюков. — Или лучше?..»

Тем временем нукеры Расула отстегнули наручники. которыми он был прикован к стене и повели его обратно в отведенную ему нору.

В дверях они столкнулись с высоким, похожим на Лечи, джигитом. Только борода у него была длиннее, а усы подстрижены совсем коротко, по-ваххабитски.

Послышались голоса.

— Лема пришел! Эй, Лечи, твой брат пришел!

Лечи подошел к брату и спросил.

— Скажи, Лема, мы правильно разобрались? На толстый кол посадили того, кто убил Амира с Зелимханом. На тонкий — его помощника.

— Конечно же нет, дети баранов! — пришедший Лема с возмущением покачал головой. — Я же объяснил, что тот, у кого я выбил глаз, — убийца. А тот, у кого ты, Лечи, отрезал нос и ухо, — его помощник. А вы все сделали наоборот. Одноглазый сидит на тонком колу, а безносый — на толстом.

Крюков только теперь понял, почему перед казнью обреченные вели себя по-разному, и не мог лишний раз не подивиться человеческой природе. Безносый орал не потому, что его должны были казнить, с этим он смирился. Его возмущало, что он получит большую порцию мучений по ошибке, вместо своего напарника. Тот же, напротив, вел себя безучастно, вполне удовлетворенный такой ошибкой.

— Вай-вай, нехорошо! Аллах не прощает несправедливости и излишней жестокости! — Лема снова с осуждением покачал головой, затем достал из-под куртки огромный хромированный калибра ноль сорок четыре «Магнум» и с ужасающим грохотом разрядил его в голову безносого. Брызги крови и мозга долетели даже до Крюкова.

Лечи только виновато руками развел.

— Прости, брат, так получилось. Ошиблись.

Крюкова снова протащили по коридорам и лестницам и водворили в его подземный мешок.

В ресторане «Парус» полным ходом шло совещание бормановской братвы. Руководил им Лось. Присутствовало человек двадцать бригадиров и командиров младшего звена.

Качок с кожаной черной банданой на голове горячился:

— Не тормози! Черные уже войну начали! Динку замочили, Гнуса с Мотылем повязали, которые у них фуру с паленой водкой увели. Чего еще ждать? Когда они нас всех перемочат?

Лось остановил его.

— Расслабься, Сникерс. У нас главный все-таки не ты, а Борман. Подождем, что он скажет. Надо ждать его приказа.

Но Сникерс не сдавался, чувствуя за собой поддержку большинства собравшихся.

— Ты, Лось, пока торчал в своем застеколье, мальца от жизни оторвался. А тут такие дела творятся! Ты сам должен растолковать Борману, что Расула пора мочить. Он тебя скорее послушает, ты же у него любимчик.

Лосю не нравилось, когда подрывали его авторитет, а те, кто это делал, не нравились еще больше.

— Борман сначала