О чем говорят президенты? Секреты первых лиц - Вячеслав Кеворков

В Москве, в кругах, близких к госбезопасности, Мильке слыл человеком-легендой. Совсем молодым он активно боролся против прихода фашизма в Германии. Рассказывали, что позже он сражался в рядах республиканской армии с Франко, во время Второй мировой войны участвовал в сопротивлении. В результате объединения легенд с личностью Мильке и солидным постом, занимаемым им в ГДР, получалась колоритная фигура непреклонного идейного борца-интернационалиста, которую в школах КГБ выставляли перед молодыми офицерами как образец для подражания.

Фадейкин добавлял к этому несколько схематичному образу определенные человеческие черты. Он с большим уважением рассказывал, например, о том, что всякий раз, когда Мильке приезжал в Москву, он непременно посещал могилы своих покойных советских коллег, с которыми вместе работал. А также в обязательном порядке навещал их живых вдов и прежде всего тех из них, чьи мужья на исходе жизни попали в немилость. Учитывая трагическое положение отвергнутых, Мильке, по словам Фадейкина, многих из жен длительное время поддерживал материально.

Общение даже с мертвыми опальными душами всегда расценивалось часто сменявшимися руководителями государственной безопасности как проявление неблагонадежности. Мильке знал это, но ничего не менял в своем поведении, добавляя к своему положительному образу еще и черты независимо мыслящего человека.

Судя по всему, Мильке держался достаточно независимо и по отношению к восточногерманским руководителям. Правда, как говорили, в основном за счет того, что в сейфе у него лежали на некоторых из них компрометирующие материалы, и они об этом догадывались.

В беседах с Фадейкиным неоднократно возникала тема несогласия Мильке с Хонеккером. Дело, по словам Фадейкина, доходило до того, что Мильке в разговоре с ним высказал однажды готовность открыто выступить против диктаторских замашек Хонеккера, если, конечно, Москва поддержит его. От себя Фадейкин, улыбаясь, добавил, что для такого шага у Мильке были не только «аргументы, но и документы».

Москва Мильке не поддержала. Андропов через своего заместителя посоветовал Фадейкину не вмешиваться в интриги «немецких друзей».

Надо сказать, что осуждал своего партийного секретаря Мильке не только с политической точки зрения, но часто и с морально-этической, особенно когда это касалось непосредственно его службы.

Случилось так, что однажды Хонеккер нарушил железное правило, гласящее, что адюльтера с супругой стоматолога, у которого лечишь зубы, следует избегать. Он однако позволил себе флирт с одной из пользовавших его врачих, муж которой состоял его телохранителем. По мере улучшения состояния здоровья самого руководителя СЕПГ, поступательно шло движение вверх по служебной лестнице и супруга его исцелительницы.

Несомненно, процесс этот развивался бы и дальше, если бы вдруг дело не обернулось таким образом, что под угрозой оказалось не только здоровье главы партии и государства, но и сама его жизнь.

На определенном этапе лечения Хонеккер понял, что муж может неверно истолковать суть терапевтического метода, применяемого его супругой к своему высокопоставленному пациенту, а потому обратился к Мильке с просьбой найти предлог, чтобы лишить охранника права носить личное оружие. Понятно, что с одним телохранителем такое проделать нельзя. И для руководителя государственной безопасности это означало отдать приказ разоружить всю охрану первого человека в государстве.

Свой справедливый гнев по адресу Хонеккера Мильке вложил в прочувственный монолог.

— Как теперь прикажете инструктировать охрану? Защищайте первого секретаря партии палками!

От смешного до смешного еще ближе, чем от великого. В другой раз пришла пора возмущаться уже Фадейкину.

Однажды в моем присутствии ему позвонил Мильке или, возможно, кто-то из его окружения и передал личную просьбу Хонеккера найти и строго наказать советских военнослужащих, подстреливших в лесах Бранденбурга именно того кабана, которого длительное время пестовали и кормили для охотничьих утех «самого». Я был свидетелем того, как, проклиная все на свете в выражениях новых даже для меня, Фадейкин обзванивал одного за другим командиров воинских подразделений, силясь пролить свет на это драматическое происшествие.

Неописуемы были счастье и торжество Фадейкина, выяснившего в результате профессионально проведенного расследования, что кабан-таки сам оказался виновником происшедшей трагедии. А дело было так.

С давних пор кабан взял в привычку еженощно вырываться за пределы своего элитарного обиталища и, преодолев солидное расстояние, а также серьезные препятствия, включая заграждения из колючей проволоки, прибегал регулярно на задворки кухни в расположении советской воинской части.

Закончив трапезу, он на рассвете проделывал обратный путь, и в течение дня беззастенчиво пользовался привилегированной кабаньей столовой охотничьих угодий руководства СЕПГ. Усиленное питание и продолжительные ночные марш-броски позволили кабану достичь почти совершенной физической формы, что, в свою очередь, обратило на него внимание высокопоставленных егерей. Он был занесен в почетный список зверей, уготованных для отстрела начальством ГДР.

Бойцы советской воинской части поначалу искренне возмущались наглостью дикой свиньи, что ни ночь подкапывавшей возведенные ими проволочные заграждения. Позже, однако свыклись, как свыкается всякий русский с привычным злом, и дали наглецу кличку «Эрик», словно бы признавая легитимность его поступков и подчеркивая его исключительность, как выходца из правительственного заповедника. Скоро к нему все привыкли, и сердобольные поварихи стали регулярно оставлять упитанному зверю все не съеденное солдатами в течение дня.

Идиллию испортил бестолковый новобранец. Дело в том, что как раз в то время участились случаи проникновения в расположение советских воинских частей непонятных визитеров, то ли разведчиков под видом журналистов, то ли наоборот, старавшихся разглядеть, что за техника находится под чехлами. Так или иначе, солдат неустанно призывали всемерно усиливать бдительность.

Вот и новобранец, впервые заступивший на караульную службу и мысленно повторявший наставления младших офицеров, вскоре заметил лазутчика. Тот, несмотря на уставные окрики караульного, завершив подкоп заграждений из колючей проволоки, начал продвижение в глубь территории воинской части. Часовой окрикнул вторично. Безрезультатно. Молодому солдату и в голову не могло прийти, что нарушитель может не понимать по-русски. Он выстрелил, промахнулся. Не готовый к такому недружелюбному приему кабан бросился наутек, но было поздно. Вторая пуля настигла его уже за забором.

Сточки зрения политической, «Эрик» был, несомненно, причислен к жертвам холодной войны. Сточки зрения военной — действия солдата-новобранца были оправданы.

Военные юристы дали разъяснение по поводу того, что немецкая сторона может претендовать лишь на полтуши, так как в откармливании животного принимали участие две стороны.

С самого начала нашего общения с Фадейкиным в Берлине я передал ему разговор с Андроповым и его рекомендации относительно посещения Мильке. Теперь каждый раз, едва войдя в его кабинет, я непременно спрашивал, не поступила ли команда о начале нашего визита. Наконец хозяину эта неопределенность надоела: «Успокойся ты, пожалуйста. Пока я здесь, этого распоряжения не поступит».