Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй

Он нашел тропинку, и мы пошли назад к автомобилю. Ноги ныли от усталости, царапины от колючек причиняли боль, и добыча была довольно тяжелой. На другом конце большого поля мы заметили собак, намного опередивших нас.

Начало следующего дня выдалось получше. Воздух был холоднее, и земля оставалась замерзшей до десяти часов утра. Тогда мы охотились в районе ферм рядом с большой рекой, и с нами была другая собака. Это был очаровательный рыжий сеттер, выращенный шурином Эрнеста Карлом Пфайффером.

По направлению к Миссисипи простирались затопленные земли, что сделало окруженные водой возвышенности просто бесценными для молодых птиц, появившихся на свет прошлой весной. У этого молодняка еще не было опыта выживания взрослых птиц. Но у них были те же потребности. И из-за своего рвения собираться стаями на вершинах выступающей из воды суши, дамбах и на заросших колючим кустарником островках они становились прекрасной добычей.

– Я пойду по этой канаве, а ты по другой, Барон. Мы встретимся на пересечении. Но присматривай за собакой. Она будет учить тебя в мое отсутствие.

Эрнест ухмыльнулся и пошел прочь. Я знал, что не только собака наблюдает за обстановкой.

Я слышал бабаханье его двустволки, периодически раздававшееся в спокойном воздухе. Большую часть времени стрелял только он. Я стрелял из своей одностволки двадцатого калибра. На второй день охоты то ли птицы летали более спокойно, то ли я стал стрелять лучше. В такой прекрасный день звук моего ружья казался позорным грохотом. Но птицы заманчиво и шумно вспархивали, и каждая падала с приносящей удовлетворение изящностью, а мелкие перышки и пух покачивались от легкого ветерка на поверхности воды.

– Пусть все решения принимает собака. У нее – опыт охоты больше, чем у тебя, – сказал Эрнест, когда мы встретились в боковом ответвлении канавы. Я заметил, что эта собака никогда не оглядывается назад и обычно приходит именно к тому месту, где упала подстреленная птица, будь это даже кустарник. – Я охотился с ней шесть недель, – сказал он, – но тебя она тоже уважает. Потому что ты подстрелил птиц, на которых она тебя вывела, когда ты шел и заставлял их покидать убежище. Продолжай стрелять в том же духе, а когда соберешь добычу, то отдай ей головы.

Он нагнулся и погладил рукой по голове молодого пса. Собака возбужденно посмотрела вверх.

– Ты можешь сразить пулей кого-то совершенно спокойно, даже если он пытается убежать. Или поймать кого-то, когда он всеми силами пытается вырваться. Но ты всего лишь ощутишь старые примитивные чувства. Ты тоже это чувствуешь, не так ли, малыш?

– Да, но не всегда. Иногда я хочу, чтобы они спаслись от меня.

– Но не тогда, когда ты голоден. Но возможно, у меня большая страсть к ловле, нежели к еде. Могу тебе с уверенностью сказать, что лучше это ощущать, чем анализировать.

В тот день мы много говорили. Эрнест рассказал мне о том времени, когда отец взял его на охоту в районе фермы дяди Фрэнка в Карбондейле, штат Иллинойс. Охота прошла замечательно, а отец был поражен способностями Эрнеста.

– Но как-то мне тоже не повезло. – Он рассмеялся.

Он рассказал мне о мальчишке по имени Рэд, поколотившем его после того, как, постреляв голубей около амбара, он нес часть добычи соседу. Он рассказал также, что чуть не застрелил другого охотника из ружья, которое ему доверили нести во время ночной охоты на енотов.

За год до смерти отца он снова взял меня на охоту в район фермы дяди Фрэнка. Но у него были проблемы с лицензиями. Я спросил Эрнеста, почему мне не требуется лицензия в Арканзасе.

– Ты являешься членом семьи. Если ты находишься на своей земле или охотишься на территории, принадлежащей твоим друзьям, никто не задаст тебе никаких вопросов. Они посчитают меня сумасшедшим, если я попытаюсь купить лицензию. В других штатах все по-другому, но здесь такие правила.

Мы поговорили об эпизоде с цаплей, происшедшем в Мичигане. Я упомянул о том, что отец рассказал мне, как плохо он себя чувствовал из-за того, что не был там, рядом с Эрнестом, и не помог ему, когда случилась беда.

– Пусть это будет еще один урок, Барон. Старайся всегда держаться подальше от судов, не важно, будут ли на то причины. Они могут схватить тебя, одурачить, а потом ты окажешься по уши в дерьме. Вот так наши юристы применяют закон.

На третий день мы пробирались по труднопроходимой местности. И хотя она изобиловала колючими зарослями, говорили, что там полно птиц. Несомненно, птицы там были. Вид и звук потревоженной большой стаи, шумно вспорхнувшей в возбуждении, шокировали собак. Их бока мелко дрожали, мои, вероятно, тоже, когда мы стреляли, перезаряжали, запоминали, где упала подстреленная птица и какую надо преследовать. Потом мы шли вперед так быстро, как только могли, чтобы не упускать из виду собак, пока те с шумом рыскали по колючему кустарнику. Нам нужно было знать, где они находятся, когда обнаруживали новую дичь и застывали в стойке. Под одним колючим кустом птицы были настолько крупные, что мы тоже ощутили их запах.

– Ты чувствуешь это, Барон? – Эрнест вдыхал воздух, его глаза смотрели куда-то вдаль.

– Хм. Похоже на запах птиц, но может быть, пахнет сыростью?

– Вот именно. В первый раз ты был ближе к истине. – Он поднял свою голову и закрыл глаза. – Они там!

Он жестом показал направо. Там три собаки собрались вместе у колючего куста, коричневатого от мороза в некоторых местах. Листья под колючками не позволяли увидеть дальше чем на фут.

Когда собаки стали продвигаться ближе, неожиданно страшный шум заставил нас выстрелить навскидку. Мы перезарядили и выстрелили снова, когда большая перепелка с шумом выпорхнула из-под этого невероятного колючего куста.

Затем наступила тишина. Собаки начали рыскать по подлеску, устраивая возню с ранеными птицами и притаскивая убитых к нам. Я пробирался осторожно, налегке и неудачно упал вперед, пытаясь дотянуться до птицы прямо передо мной. Я все-таки достал, сломав несколько колючек, вонзившихся мне в ноги. Эрнест смотрел, наблюдал за собаками, мною и вспоминал, где еще падали птицы. Мы не собирались потерять хотя бы одну, представляя, как их можно окунать в смесь хлебных крошек и яиц, а потом ставить на пропарку в кастрюле. Когда я возвратился с птицей в руке, вспотевший и счастливый оттого, что хотя и с трудом, но все-таки нашел ее и не упустил этого случая, Эрнест сделал глоток из своей плоской серебряной фляжки.

– Ты видел, что одна упала, а собаки ее потеряли? Хорошая была охота, Барон… Я просто ощущаю прилив сил. – Он похлопал себя ниже пояса. – Прекрасное чувство, когда ощущаешь их взлет, стреляешь и смотришь, как они падают.

Он отвернулся. Я видел, как он опрокинул фляжку. Затем он выдохнул, как человек, только что утоливший жажду чем-то более приятным по сравнению с обычной жидкостью. Он молча предложил мне. Запрокинув голову, я отхлебнул, и он убрал фляжку. Какая бы ситуация ни встречалась в нашей жизни, мы всегда оставались братьями.

В тот его визит в Оук-Парк у нас было много времени для обсуждения семейных проблем после смерти отца.