Йестердэй - Василий Сретенский

Генрих Корнелий Агриппа. Оккультная философия.

«Здесь я рисую для тебя два тела, одно мужское и другое женское, чтобы показать тебе, что в ходе этой второй операции ты доподлинно, хотя еще и не в совершенстве, имеешь две соединенные и сочетающиеся природы, мужскую и женскую, или, вернее говоря, четыре элемента, и что естественные враги – тепло и холод, сухость и влага – начинают сближаться в любви одного к другому, и, при посредничестве мира, мало-помалу, улетучивается древняя вражда старинного хаоса.

Николя Фламель. Объяснение фигур.

Что я помню о Марате

Марат. На снимке он в центре. Не в середине, а именно в центре. В объектив не глядит. Стоит свободно, не позирует, но мышцы напряжены. Значит, все-таки, позирует. Выражение на лице примерно такое: «Какого-Зуя-взялся-снимать-все-равно-не-умеешь».

Сколько его помню, он всегда был либо в центре, либо впереди. Это его естественное состояние. Modus чего-то там. Лучший футболист двора, отряда, в пионерском лагере, класса и школы. Распасовщик волейбольной команды. В баскетбол у нас не играли. Зато вся легкая атлетика была его. Плюс лыжи. Плюс велосипед. Военрук просил его показывать, как (и куда) метать гранату, как (и куда) стрелять из мелкокалиберной винтовки, как собирать автомат, чтобы не оставалось лишних деталей.

При всем при этом он всегда, сколько его помню, носил очки. Я думаю, он в них и родился. То, что он круглый отличник, как-то даже не обсуждалось. И не потому, что мама – завуч в нашей школе, а потому что все учебники на следующий год он прочитывал уже летом и мог сам объяснить какой хочешь материал. В том числе и учителям. Все первые места на всех олимпиадах в школе и городе были его.

Да, еще. Он первым среди нас всех начал фотографировать и писать стихи.

Таких универсальных лидеров я в жизни больше не встречал, и если бы не Марат, считал бы, что они – литературный фантом. У раннего Аксенова они встречаются сплошь да рядом. Впрочем, позднего я не читал.

Его не любили. И не любили даже не потому, что у него само собой получалось такое, для чего другим нужно было потеть, потеть, да не выпотеть. А потому что он был сам по себе и ни в ком не нуждался. Он жил на пятом этаже и его любимым занятием было сидеть на подоконнике ногами наружу. Это когда он не участвовал в олимпиадах, не гонял на велосипеде и не играл в футбол, разумеется. Сидел и книжку читал у всех на виду.

Самым обидным, для многих, было то, что он никогда не скрывал, что умнее, начитаннее, быстрее и чего-там-еще-нее всех других. Никогда никому не поддавался в играх. Всегда демонстрировал, что знает то, что не знают другие. Отвечал на грубость мгновенным шквалом иронии, навсегда ломавшей самооценку обидчика…

[пауза]

… хотел еще сказать, отвечавший ударом на удар, но вспомнил один случай. Лет по 12 нам было. В пионерском лагере, мы играли в футбол с командой ребят старше нас на два года. Я тихо бултыхался в защите, подставляя ноги под мяч раньше игроков соперника, то есть, играя на перехвате. Как учил Марат. Сам же он блистал в нападении, чередуя сольные проходы с тонким перепасом.

Мы выиграли с каким-то неприличным счетом, что-то вроде 7:2. Два мяча в наши ворота были забиты не без моего участия, а шесть из семи наших голов обеспечил Марат. Естественно, вечером двое представителей побежденной команды пришли разбираться. С Маратом.

Два года разницы, когда тебе двенадцать, очень заметны. О том, что их двое, а нас, вокруг Марата, человек шесть, никто и не подумал. Один из мстителей аккуратно снял с Марата очки, другой ударил его в скулу. Марат согнулся пополам и не разгибаться не стал. За него никто не вступился. Даже я. Мстители постояли, постояли и ушли. Драки не получилось.

И вот что я никак не могу понять, а спросить так и не решился. Со мной-то все ясно, я просто струсил тогда. А Марат? Он почему драться не стал? Тоже испугался? Или все просчитал и хотел избежать лишних синяков? Ведь тот первый удар, оставшийся единственным, был слабеньким, так, для затравки. Или же он просто не снизошел до них, оставив в дураках? Не знаю.

Ну, это так, эпизод. А вообще-то с кулаками к нему не лезли. В ботинки писали, во время урока физкультуры. Это было. Резинкой в ухо исподтишка стреляли. Чернильницу в портфель как-то раз вылили. Всю. Ну и на партах гадости писали.

Трудно ли ему жилось, я не задумывался. Я тогда, помнится, вообще мало задумывался.

[пауза]

Мы подружились случайно. Васька с Маратом книжками обменивался с первого класса. Сначала чем-то там про пиратов, потом Стругатскими, Битовым, Фолкнером. Ванька с ним делил первые-вторые места на олимпиадах по литературе и гонял на велосипеде. Я же Марату долгое время был неинтересен. Вот как раз годам к двенадцати… МУЗЫКА НАААС СВЯЗААЛА… тьфу, клинвышибать, гадость какая на язык попала, пойти рот прополоскать…

[пауза]

Но вообще-то так и было. Я был настолько повернут на битлах, что все слухи о них слетались ко мне сами собой. За неимением других источников информации, эти слухи (на три четверти состоявшие из легенд, на одну – из прямого вранья) и были нашей контркультурой. Я составил нечто вроде регулярно пополняемой картотеки сведений о группе и о каждом из битлов в отдельности, чем и заслужил, нет, не уважение, но некоторый интерес со стороны Марата.

Но и в нашем кругу Марат держался обособленно. Я даже не знаю, считал ли он меня своим другом. Я считал. Благо, соперничать мне с ним было не в чем.

Что еще? Он никогда не участвовал ни в какой самодеятельности. А я участвовал. Один раз. Марат точно был умнее меня.

[пауза]

Но один недостаток у него был. Если конечно это считать недостатком. Он вставлял в свою речь слова-паразиты. Не всеобщие, конечно, вроде «как бы» и «так сказать», а его собственные. Вот в классе девятом, кажется, Марат всюду пихал словечко «определенно». Потом прочитал «Мастера и Маргариту» и забыл это слово навсегда. Зато каждую свою реплику в разговоре стал начинать с «ну, скажем». Учителей это злило, а нам не мешало. А фразу: «Ну, скажем, пошел бы ты к Зую» мы потом часто повторяли. Иногда даже хором.

[пауза]

[звонок телефона]

– Ааа это ты…

– Что значит это «ааа»? Я тебе три дня звоню.

– У меня телефон потерялся. А новый звонит через раз. Знаешь Жека, не везет мне что-то с мобильниками. А домашний родительский….

– Пол, заткнись.

– Ну вот, сама звонишь, а сама…

– Мне некогда Пол. Не всем же сиднем тридцать три года в ямке сидеть. Я работаю. Я, между прочим, редактор. У меня контакты, контракты, материалов тьма тьмущая. Кстати. Материал этого твоего урода, про волновых духов, не пойдет. Теория веселенькая, но не наш формат. Ты слушаешь?

– Слушаю, слушаю. Но ты ничего полезного ее не сказала.

– Если хочешь, сделай о нем очерк. С элементами интервью. О том, как банкир преобразился в билетного жучка и пророка по совместительству. Ну, не урод? Это нам может быть интересно. Заодно он там пару фраз скажет про своих эманантов. Ну, как?