Что было - то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь - Василий Решетников

Под утро немцы снова набросились на Воронеж, и в огромной казарме, где на дощатых нарах мы обрели вожделенный ночлег, нас разбудили не столько взрывы бомб и канонада орудий, сколько дробный грохот сапог казарменных обитателей, вылетавших, как из брандспойта, во все двери и окна в чем попало. А нам так не хотелось расставаться со сном, что мы, только приподняв головы и взглянув друг на друга, тут же отдались ему снова. Дрожали стекла, сыпалась штукатурка, но звуки боя нам не мешали.

13 июля встревожилась вся дивизия: не вернулся с задания генерал Логинов. Полки бомбили скопления войск у переправы через Дон в районе Коротояка. Огня было много — и на земле, и в воздухе. Боевая зарядка большей части экипажей состояла из РРАБов, начиненных керамическими шарами с горючей смесью внутри. Они веером разлетались на большие площади, некоторые, сталкиваясь в воздухе, воспламенялись и потоком ярко-белого огня шли к земле, а те, что достигали ее в целости, раскалывались там, образуя множество высокотемпературных негасимых очагов пожара. Но и с земли огня нам поддавали от души: высота удара небольшая, и дело нашлось всем калибрам. Пробиться незадетым к точке прицеливания было непросто, к тому же висевшие на нижних замках РРАБы, если бы в них попал снарядный осколок или пуля, задев хоть одну ампулу, мгновенно воспламенились бы, охватив огнем весь самолет. Из-за этого да еще за повышенное лобовое сопротивление этих неуклюжих колод мы больше всего и не любили возить их, предпочитая любой другой вариант обыкновенных бомб. Но штука была эффективная, и с этим приходилось считаться.

В ту ночь Логинов пошел в первом эшелоне боевых порядков дивизии на борту самолета командира эскадрильи майора Урутина.

Когда дивизия в воздухе — место ее командира на КП. Там сосредоточена вся информация об оперативной и воздушной обстановке, оттуда только и можно управлять боевыми действиями полков. Его решений в меняющейся обстановке полета ждут не только экипажи, но и Москва — командующий АДД, Ставка. В бытность командиром полка Евгений Федорович не раз ходил на боевые задания за штурвалом, хотя это и тогда было для командира непросто, а на этой должности — попробуй оторвись. Летать-то он летал по своим командирским делам и днем, и ночью. Летал — мало сказать, отлично — красиво! Да и самолет облюбовал он необычный — спортивный монопланчик «УТ-2». Приходил, бывало, на аэродром, метрах на пятистах выключал над стартом мотор и в тихом планировании, выкручивая спирали и восьмерки до самых последних метров, вдруг у земли выравнивал машину и садился точно у «Т». Весь аэродром, задрав головы, следил за этим балетом. А в боевых полетах комдива какой толк? На земле он командир, а в воздухе, в боевых эшелонах — обыкновенный рядовой летчик. Поэтому комдивы, постепенно утрачивая ночные летные навыки, на боевые задания за штурвалом летали редко и всегда после изрядных перерывов. А когда возникала необходимость взглянуть своими глазами на организацию удара и оценить его реальные результаты (что вскоре, после прямых на этот счет указаний командующего АДД, стало для них делом регламентированным, командирской обязанностью), иногда прибегали к подсадке в самолет наиболее опытного и надежного экипажа.

Именно таким был экипаж М. Н. Урутина. Михаил Николаевич котировался едва ли не самым лучшим — искусным и неуязвимым летчиком дивизии, и выбор Логинова пал на него не случайно. Заняв место у рулей управления в штурманской кабине, комдив одновременно осуществлял проверку летной выучки, боевых навыков командира корабля и его экипажа. Это был серьезный экзамен, и сдать его экипаж старался без накладок.

Урутин с ходу вышел на цель, будто не замечая огненного кошмара, сбросил РРАБы, накрыв ее новым куполом пламени и, видимо, желая представить комдиву картину уничтожения объекта во всех натуральных подробностях, смело снизил и без того опасно малую высоту, развернулся для второго захода и вдруг попал, не предвидя такой возможности, под неожиданно загоревшиеся над ним светящие бомбы. Самолет, освещенный сверху миллионами свечей, в прицелах немецких зенитчиков был как на ладони. Свой шанс они не упустили. Машина дрогнула, загорелась и по наклонной пошла вниз. Урутин дал команду прыгать.

Первым переднюю кабину сподручней было покинуть штурману майору Мацепрасу, но он уступил это право генералу — открыл люк и помог ему выбраться. Уговоры съели несколько секунд драгоценного времени. За ним ушли радисты и Урутин. Мацепрасу, человеку пожилому и не отличавшемуся спортивной сноровкой, видимо, не хватило высоты…

Логинов оказался в зарослях. Пока висел на стропах — «схватил» пулю, но вскользь, навылет. Приземление тоже оказалось малоудачным. Убрал парашют, притаился. Вокруг шел бой. Нужно было разобраться в обстановке, но главное он понял сразу — передвигаться придется только в темное время. Днем успокаивал раны, высматривал предстоящую дорогу. На исходе третьей ночи вышел к Дону и пустился вплавь.

Боевое охранение на нашем берегу встретило пловца — как бы это поделикатнее сказать — не очень уважительно. Еще бы: приплыл замызганный тип со стороны немцев и уверяет, будто он советский генерал. Только и всего, что говорит по-русски. Отношения не сложились. Но по фронтовым линиям связи уже шла команда — оказать помощь экипажу сбитого бомбардировщика, на борту которого был генерал. Ребята из охранения сразу сообразили, о ком идет речь, растерялись, смутились, но необычный пленник расстался с ними по-дружески.

Вскоре Евгений Федорович освободился от следов этой, в общем-то, вполне рядовой на войне драмы и снова окунулся в свои командирские заботы. Вернулись на нашу сторону и оставшиеся в живых Урутин, Гаранкин и Шариков. Только Мацепрас, скорей всего, так и не смог покинуть машину.

Не знаю, есть ли сейчас под Курском деревня Паханок, но в начале лета сорок второго была. Там, в роще, недалеко от ее околицы, сосредоточивались немецкие танки.

Командир полка, ставя задачу на их уничтожение, неожиданно поднял меня.

— Пойдешь первым. Отыщешь рощу и обозначишь ее РРАБами с зажигательными бомбами. Штурманом будет у тебя капитан Дубяго.

Иван Лаврентьевич, заместитель начальника штаба полка, сидел рядом с командиром и, поймав мой взгляд, подмигнул.

— САБов не будет. Обстановку уточните у начальника разведки, — закончил Тихонов.

Разведчик, как всегда, не был богат более полными сведениями, чем те, что он накануне выложил командиру, и, обозначив на крупномасштабных картах ту рощицу крестиками да выбрав понадежнее опорные ориентиры, мы, в сущности, были готовы к делу.

На внешних замках РРАБы внутри — бомбы. Радисты, как это делали они уже не раз, на всякий случай прихватили с собой в кабину пару восьмикилограммовых осколочных бомб АО-8. Иногда по пути к цели, когда впереди вдруг вспыхивал немецкий прожектор и начинал мазать лучом перед носом, пытаясь ухватить самолет и подсветить его зенитчикам, штурман хорошенько прицеливался, и по его команде радисты прямо с рук, через створки нижнего входного люка, сбрасывали бомбу к подножию луча. Это нас забавляло: суетящийся луч вдруг замирал в неподвижности и в каком-то нелепом положении долго светил в никуда. Легко было вообразить, как перепуганная команда прожектористов улепетывала от бомбы, не успев выключить свою технику.