Путь Проклятого - Ян Валетов

– Садитесь в машины и едете на Иерусалим. По дороге получите информацию. Возможно, я дам вам проводников.

– Я понимаю, что вопросы задавать глупо, но, все-таки, зачем такая спешка? Ведь ничего не подготовлено!

– Так сложились обстоятельства.

– Очень подробный ответ.

– Каждый знает ровно столько, сколько нужно.

– Это мои люди, Морис. Я не хочу подвергать их риску.

– Риск – это как раз то, за что вам платят деньги, – возразил Морис мягко. – И приказы от лица тех, кто эти деньги платит, отдаю я.

Теперь помолчал Кларенс.

– Хорошо, – ответил он чуть погодя. – Я тебя услышал. Через полчаса мои будут в лобби. Но если к тому времени, когда мы приедем в Иерусалим, у тебя не будет информации по ключевым вопросам, я ничего не смогу сделать. Обрати внимание – я не отказываюсь исполнять работу. Я не могу спланировать и провести акцию без базовых условий игры. Я не могу искать неизвестно кого и неизвестно где, о чем тебя и предупреждаю. Все. Роджер.

Трубка умолкла.

Нет, он был мужик что надо – бывший рейнджер с обширным боевым опытом, спокойный, как танк, и упорный, как верблюд, совсем даже не трус, хотя и не сорвиголова. Он пятнадцать лет руководил одним из европейских подразделений Легиона. Руководил успешно, с минимальными потерями, именно потому, что тщательно планировал операции и никогда ничего не делал, не имея представления о путях отступления. Один погибший подчиненный за все годы работы – это говорило о многом.

Морис бы не стал использовать Кларенса в почти проваленном деле, но никто из известных ему легионеров, кроме канадца, не был способен привести в относительный порядок тот бедлам, который образовался с момента побега ловкой троицы из старой крепости.

«Для системы, долгое время не знавшей поражений, практически любая нештатная ситуация может послужить началом системного кризиса».

Эту умную фразу Морис прочитал в одном из бизнес-еженедельников, пока летел из Парижа в Бен-Гурион. Сказано было, конечно, заумно, но если сделать перевод с языка высоколобых на простой человеческий, получалось здорово: если ты разучился проигрывать, то тебе конец!

А Морис давно забыл, что такое неудача. Все они разучились проигрывать.

И если Кларенс с его дьявольской рассудительностью и опытом не поправит ситуацию, то….

Француз с трудом сглотнул слюну и перевел дыхание. Безрадостная перспектива. Совсем безрадостная! Проблема в том, что и Кларенс тоже давно не проигрывал. По крайней мере, последние пятнадцать лет. Нам слишком долго никто не оказывал достойного сопротивления. Мы приходили, делали то, что полагали правильным, и исчезали, до тех пор, пока в нас не появлялась необходимость.

Во рту внезапно появился горький вкус, который нельзя было проглотить. Виноват в этом был не выпитый крепкий кофе, а желчь, поднявшаяся по пищеводу на язык. Морис банально боялся. Боялся потерять деньги, потерять работу, потерять жизнь. Раньше он никого не боялся. Вернее, думал, что никого не боится, а теперь его подташнивало от одной мысли об очень вероятном исходе событий последних дней.

Если бы Морис был на месте нанимателей, то давно бы принял ряд мер по спасению системы. Решение лежало на поверхности, и оно было настолько же очевидным, как и страшным для француза. Систему надо было обнулить. Нажать «reset» и еще пару десятков лет почивать на лаврах. Вот только нажатие этой кнопки означала для самого Мориса и сотен таких же, как он, рассеянных по всему миру, верную смерть и забвение.

Трубка ожила, и по пляжу разнеслись звуки «Полета валькирий».

Наконец-то! Вальтер-Карл, черт бы его побрал!

– И где тебя носит? – сказал Морис в микрофон, стараясь не сорваться на крик. Он и сам не ожидал, что нервы у него все равно как обнажены.

– Уже нигде.

Голос немца был слышен неважно – ревущий мотор съедал часть звуков.

– Не понял?

– Выбираюсь из этой чертовой пустыни.

– Получилось?

– Нет.

Сплюнуть горечь на пол у Мориса не хватило наглости, он вытер рот салфеткой.

– Что на этот раз?

– Еще хуже, чем в прошлый.

– Насколько хуже?

– Осталось трое из группы. И наблюдатель, который нас сейчас эвакуирует. Мы потеряли технику. Часть оружия. И следы объектов.

– Medre!

– Ну, да…. На джем не похоже. У меня такое впечатление, что мы напоролись на терминатора. Я никак не пойму, как старый археолог, какая-то девка из университета и писака из никому неизвестной страны уделали в говно девятерых моих парней. Лучших парней. Чего ты мне не рассказал, а, Морис?

– Я сказал тебе все, что знал.

– Кто этот дед, Морис? Откуда он взялся на мою голову?

– Я же давал тебе его кейс!

– Там не написано, что он диверсант. Там написано, что он служил в армии! Так в этой стране все служат в армии! Ему за шестьдесят, а он бежит по горам, как горный козел! Минирует, стреляет, гоняет на квадроцикле, режет моих парней, как араб – овец! Что это за дед такой? Если он мутант, то почему об этом ни слова в его кейсе? Если профессионал, то почему я об этом узнаю, когда моих ребят уже нарезали на ленточки? Может быть, и эта девка с парнем – мистер и миссис Смит? Так скажи сразу, чтобы я понимал, чего ждать!

– Я знаю ровно столько, сколько ты…. Мягко говоря, твой провал не в моих интересах!

– Не в твоих? – Карл рассмеялся. Смех его через помехи звучал очень недружелюбно. – Не в твоих интересах? Как это трогательно! А для меня провал, друг мой, это не неудача! Для меня провал – это что, а, Морис? Я же помню наш первый разговор!

– Брось! – сказал Морис неуверенно. – Я не думаю, что все так трагично!

– Ну, да…. Все прекрасно. Меня ждет гонорар и домик в Альпах! Иди ты на хер, мудак! Будешь рассказывать сказки кому-нибудь помоложе! У меня времени до двух ночи и слушать херь, которую ты мне несешь, у меня нет никакого желания. Но одно я тебе могу обещать, мой друг-жабоед, чтобы ты не думал, что выйдешь сухим из воды! Если я обосрусь и меня завалят, а так и будет, если я не уделаю этого еврейского Рэмбо с его выводком, то есть у меня человечек, который наведается к тебе в гости. Ты ведь знаешь, мой дорогой французик, что я человек мстительный, да и скучно мне будет на том свете без тебя….

В английском произношении Карла, обычно почти безупречном, прорезался жесткий немецкий акцент плебея Фромма, и от непривычного звучания слов Мориса бросило в пот.

Хальт! Цурюк! Фоейер!

– Ты мне угрожаешь? – спросил он, пытаясь, чтобы его голос звучал жестко и уверенно.

– Нет, Морис. За много лет мы обросли связями и обязательствами. Взаимными. В общем, чего тут говорить! Я подключил к решению задачи все свои возможности, ведь нашим с тобой хозяевам важен, прежде всего, результат, да? И советую тебе, Морис, отнестись к моим проблемам, как к своим. Поверь на слово, теперь они у нас общие. Ведь так и должно быть у настоящих друзей и коллег?