Супер-женщина - Соня Дивицкая

Гармонист, то есть директор, открывал концерт. Он вышел на сцену со своим аккордеоном, тряхнул чубом, и пацаны запели: «Не вешать нос, гардемарины! Дурна ли жизнь иль хороша…»

Концертики всегда заканчивались дискотекой. Начальник разрешал даже светомузыку, горели только гирлянды и зеркальный шарик. Пацаны заводили один медляк за другим и терлись штанами по юбкам. Девушки висели у них на плечах. Учителя жевали свои сушки и вроде бы смотрели за порядком.

После этих вечеринок старая Тортилла с ужасом замечала у бугров свежие засосы. Парни не хотели слушать про Великую Отечественную, они обсуждали, кто и куда к этим девкам залез. Расстегнуть лифчик считалось плевым делом, самые ловкие пробирались в трусы. И, разумеется, после этих встреч начиналась переписка в традициях жанра. Были особые умельцы расписывать открытки цветными ручками вычурным шрифтом. Лучшие тексты тиражировались многократно, но девушки влюблялись все равно. Потому что на воле, что в пед-, что в медучилище, влюбляться было не в кого, а не влюбляться было невозможно.

Среди девчонок были те, кто мотался в зону постоянно, у бугра Алексеева была своя девушка, в углу за колонкой он делал ей такую миостимуляцию, что Буфетчица, то есть географичка, не выдержала.

– Ты посмотри, какая сволочь! – сказала она Пуговице. – Сидит за изнасилование, а целомудренную ему подавай!

Это она вспомнила анкеты, которые Инна раздавала пацанам. Она их попросила написать, какие качества они хотят увидеть в своей будущей избраннице.

Какие качества? Какая еще будущая избранница? Что эти сволочи могли понимать в женщинах? На свободе они кидались к первым встречным шалавам: где больше очередь – туда и мы. Что писать, никто не знал. Только хитренький Герман посмотрел на Инну и сделал список из трех пунктов: 1) целомудренная; 2) образованная; 3) красивая. Все передрали и сдали одинаковые анкеты.

У Германа тоже была постоянная девушка, она танцевала с ним на газете. Вы знаете этот препохабнейший конкурс? Когда пара танцует на развороте, потом газету сворачивают до тех пор, пока не остается четвертушка, и тогда партнершу приходится поднять на руки. Как же можно не устроить такой конкурс в зоне? Конечно, устроили. Герман тискал свою медсестричку на нашей районке. По приказу начальника, который водил дружбу с редактором, газету выписывал каждый зэк.

В десять вечера занавес опустили. Девчонок загрузили обратно в автобус, пацанов увели на отбой, учителя отчалили до дома пешкодралом. А Крошка Цахес пригласил гостей еще немножко выпить у себя в кабинете.

Инна тоже была там, ее затащили в качестве цветка в мужское общество. «Чина! Чина луговая!» – лыбился пьяненький Гармонист, по совместительству он вел ботанику.

Фальшивая секретарша притащила кофе и конфетки. Подняли тост за прекрасных дам, московский полковник расслабленно улыбался – он ждал, когда за ним пришлют машину. И вдруг явились два лейтенанта, они привели зэка.

Парень был очень высокий, худой, сутулый, он совсем согнулся, когда увидел Крошку Цахеса.

– Машина приехала, – сказал начальник своим гостям. – Вас проводят. А мне придется еще задержаться, – он стал натягивать черные кожаные перчатки, – я должен немного поработать с этим мальчиком…

Мальчик совсем сдулся, и все гости тоже поняли, что у начальника съезжает крыша.

– Хороший мальчик, – улыбнулся московский полковник.

– Да, – неожиданно взвизгнул начальник, – это очень хороший мальчик. Только он пишет домой плохие письма. Он написал, что ему тут плохо. Теперь я должен объяснить ему, что у нас хорошо! У нас образцовая колония!

Москаль поморщился, как будто своей перчаткой Крошка Цахес прошелся по его щекам. Но вмешиваться не стал.

«Неужели кто-то читает письма? – соображала Инна. – Даже если это положено по режиму, вряд ли найдется человек, который будет делать это добросовестно. Тогда откуда информация? Откуда он знает, что было в письме?» Тут до нее наконец-то дошло, что зэки сами стучат начальнику, и после этого она стала осторожнее в переписке со своим братом. На всякий случай, потому что зона не ищет причины, чтобы ударить человека, зона эти причины создает.

6. Щенок

Первая смена в школе заканчивается в час, вторая начинается в три. На эти два часа здание замыкают. Мальчиков выводят на обед, потом на перекличку… Перекличку часто пропускали, в столовой и так было видно, кто на месте, а кого нет. И вдруг однажды, когда Инна спокойно доедала тефтели в томатной подливке, завыла сирена. Объявили тревогу, все забегали сразу: «Облава! Облава! Бугор Алексеев сбежал!»

Всех построили, спросили, кто видел Алексеева в последний раз. И кому-то сразу пришло в голову открыть школу. Алексеев был там, в маленькой лаборантской у Инны, вместе с учительницей географии, с Буфетчицей.

Ах, какое страшное нарушение режима! Зэка сразу потащили к начальнику, Буфетчица пошла писать объяснительную директору. Она сказала, что проводила дополнительное занятие, увлеклась работой… А зэк, конечно, с потрохами сдал ее и написал подробно, как часто и в какой позе проводились занятия.

Географичку уволили, на ее место директор взял свою племянницу. В учительской все вздрогнули. Свой шлифень был у многих женщин… Шлифень – этот тот, кто шлифует, шестерит и льстит одновременно, так объяснили Инне. Фавориты из мальчиков были и у жены начальника, и у жены директора. Дамы кокетничали с буграми все по той же причине, что и студентки медучилища: на свободе мужчин не было. Да и свободы тоже не было, вся жизнь этих теток проходила в зоне, больше выдрипываться было негде. Но вся эта внеклассная работа держалась строго в рамках козлиного флирта, сорвалась только бедная незамужняя Буфетчица. За это ее все жалели:

– Совсем потеряла голову! Ведь она с ним не первый раз закрывалась…

– Я не верю. В лаборантской нет условий…

Инна краснела от таких разговоров и выходила из учительской. Она спешила к мальчишкам в отряд и снова заводила свою пластинку про свободу.

– Ребята! Вы должны понять одну простую вещь… – говорила Инна, рассматривая хомячков в деревянной клетке, – свобода потребует определенных навыков, вполне конкретных, практичных… И вот тогда вы и начнете сразу думать: «А что мы, собственно, умеем?» У меня есть интересный тест на профориентацию…

Она раздавала листки, Колесо на этом тесте рисовал, опять, разумеется, животных. Медведь и утка в эротической позе. Медведь с лицом Алексеева, утка очень смахивала на Буфетчицу. И подпись: «Бывают в жизни злые шутки, – сказал медведь, слезая с утки».

После этого инцидента в своей лаборантской Инна все равно не соглашалась с Гармонистом в том, что все зэки сволочи и сволочами родились. Она постоянно вела с ним внутренний спор. «Нет, уважаемый директор, они не рождались сволочами, сволочами их делает система. Если кто-то стучит, то прежде всего потому, что его сломали».

Ломали не всех. Бугор Ромашин не сломался. Его не дергали к собакам в предзонник, его уважали и зэки, и режимники. Учителя тем более. Был случай, все с тем же Колесом. Тот рисовал зайчат на уроках математики, а когда подошли экзамены, испугался сдавать. Уперся: «Не пойду на экзамен», – и все. Математичка позвала Ромашина. Он отвел Колесо в раздевалку. «Ну что, Колесо, – сказал он, – боишься контрольную?» Ромашин не был садистом, он бил всегда только один раз, и многим это очень помогало. После того разговора Колесо написал контрольную аж на четверку.