Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 2 - Илья Крымов

Кашешубан понял, что может ковать солнца вечно, но срок его творениям будет отмерен короткий, однако ничто и никогда не станет пылать ярче и горячее его духа. Тогда он разверз свою грудь и вынул из нее сердце. Будучи водруженным на небосвод, оно воспылало так ярко, что на него нельзя было взглянуть, и даже сама Темнота не смогла его поглотить. Герой, бросив последний взгляд на свою победу, стал падать с вершины в пропасть, он был счастлив и не боялся забвения, однако погибнуть ему не дали. Благодарный народ ду-хаса воспел Кашешубану благодарственную песнь, и тот на золотых крыльях поднялся обратно, чтобы соединиться с новорожденным солнцем. Так Кашешубан пережил свой апофеоз, то есть стал богом.

– Теперь понятно.

– Что понятно, хозяин?

– Почему эта книга интересовала старика эл’Рая. Мы имеем дело не просто с носителем мании величия в термальной стадии, нет, он по-настоящему безумен.

– Кто, хозяин?

– Грюммель. Старик что-то узнал о нем, что-то настолько важное, что стальной пророк лично явился его убить. Кашешубан стал богом-солнцем, и Грюммель хочет повторить его путь. «Никто не сможет даже поднять глаза, когда я воссияю на небесах подобно солнечному диску», – вот что он сказал мне в соляном гроте, и хотя тогда я не мог чувствовать его эмоций, Себастина, уверен, архитеррорист был совершенно искренен. Грюммель хочет стать богом.

– Звучит как абсурд, хозяин.

– Абсурд и есть, но не в том случае, когда рядом с безумцем крутится одно древнее божество, ждущее возрождения, и некая магесса, чьи умения простираются далеко за грань нашего понимания. Адалинда умеет обращаться с богами, Себастина.

– Хозяин?

– Она смогла обезвредить мою Маску.

Темнота, будучи заботливой мачехой, возмещала недостаток у своих приемных детей Голосов. Каждого Упорствующего она наделяла не одним, а двумя дарами: стражем жизни – дракуулем либо дракулиной – и стражем души – Маской. В самые опасные моменты, когда даже дракууль оказывался неспособен помочь, тэнкрис призывал свою Маску в мир и обретал чрезвычайную силу, шанс выжить. Магия была более-менее действенна против нее, в отличие от простого оружия, но и она не давала совершенного результата. Все это мы с Инчивалем проверяли много раз на моей хитиновой шкуре. А все потому что Маски – суть аватары Темноты, ее материальные воплощения. Мало какое оружие способно убить даже такую скромную ипостась бога, мало какая магия может сделать ее беспомощной. Леди Адалинда такой магией владела.

Не успел «Гаррираз» полностью остановиться, как дверь дома открылась и на порог выступил Джек Ром.

– Добрый день, герр Ром, слышал, вы хотели меня видеть.

– Спасибо, что так быстро отреагировали.

В его жилище по-прежнему было довольно темно и душно, дом редко проветривался или подвергался уборке, окна скрывали плотные шторы.

– Виски? – предложил лариец, прикрыв за нами с Себастиной дверь.

– Боюсь, что нет, дела ждут.

– Тогда никакой лишней болтовни. Меня попросили сообщить вам лично, что зеньор Ганзеко Родриго эл’Травиа жив.

Где-то в глубине дома тикали часы, отсчитывая секунды жаркого полдня.

– Вам смешно? – наконец спросил он, разглядев выражение на моем лице.

– Нет, простите. В последнее время мои почившие знакомые имеют привычку возвращаться к жизни. Интересно, кто следующий? Может, старик эл’Рай?

– Я не совсем понимаю.

– Извиняюсь еще раз. Значит, почтенный эл’Травиа жив?

– Он в Островном королевстве, среди надежных людей. Сегодня перед самым восходом, как говорят, он выполз на берег прямо из моря, раненый и едва живой. Мы оказали ему помощь, насколько это было в наших силах. Зеньор эл’Травиа настаивал на том, чтобы о его присутствии никому не сообщалось, кроме вас. Он просит о встрече.

– Если дадите адрес, вечером я приеду в Островное королевство – раньше никак, увы, заботы государственной важности.

Проезд по городу становился все более сложным, но, к счастью, не все арадонцы сходили с ума по мертвому понтифику. Ближе к Ишкер-Самаше продвигаться стало легче.

С тех пор как царство Вархеш захватило Сама’шхам и изгнало самашиитов с родной земли в стародавние времена, те неустанно расселялись по миру. Прапрадед нынешнего монарха приютил группу скитальцев на своей земле, ибо догматы самашиитской веры позволяли заниматься делами, запретными для зильбетантистов, к примеру, давать деньги в рост. Впоследствии эта диаспора сполна отплатила арбализейской казне, но любви среди прочих подданных не снискала. Так часто случалось, самашиитская склонность к сохранению национальной и культурной аутентичности и стремление к созданию замкнутых социумов делали их чужими и отталкивающими для аборигенов, что влекло негативные последствия. В целях защиты полезных подданных от менее полезных, но более местных, гетто Ишкер-Самашу еще в те времена обнесли высокими стенами и снабдили мостами, которые поднимались на ночь.

Показав жетон и назвав имя Ицбаха Бернштейна, я убедил стражей пропустить нас на территорию гетто, и более того – нам подсказали, что сейчас мошре не дома, а в Главном Хоральном шхадуле.

То здание сильно выделялось на фоне прочих скромных построек своими размерами и красотой. У главного входа собралась шумная и нарядная толпа самашиитов, к нам сразу же обратились многочисленные взгляды, стоило лишь покинуть транспорт. Подскочил молодой полноватый самашиит, чьи ноги ни на мгновение не замирали, отплясывая под музыку скрипок. Он осведомился, кто мы такие, а получив ответ, уточнил, были ли мы приглашены на свадьбу. Узнав, что не были, самашиит пришел в радостное возбуждение и прокричал толпе о своем открытии. Под возгласы одобрения нас пригласили войти в шхадул.

Именно шхадулы использовались этими людьми для отправления религиозных обрядов, хотя и не являлись храмами в привычном понимании, а скорее были чем-то средним между религиозными школами, домами собраний и общинными судами. Что же до храмов, то тысячелетия назад самашииты возвели один для своего бога на холме Ишкхалем – один храм, единый для всех.

Увы, после их изгнания захватчики разрушили его до самого основания. Впоследствии Меския поглотила и переварила воинственный Вархеш, позволив самашиитам вернуться в их святую землю и восстановить храм, однако, к великому своему горю, они не преуспели.

Храм был построен на месте, где Бог, по мнению самашиитов, в первый и последний раз ступил на землю, дабы заключить договор с избранным народом. Там двенадцать избранных мужей устроили святилище, после чего воздвигли внутренние стены храма, тем самым сделавшись первожрецами. После разрушения вархешитами храма место святилища было утрачено, а институт первожречества увял. Это значило, что самашииты не могли даже попытаться начать поиски святилища, ибо подступать к тому священному месту могли только первожрецы. Восстановить храм оказалось невозможно, и самашииты до сих пор оплакивали эту потерю у лишенной врат стены, которая должна была не пускать смертных к подножию Ишкхалема.