Тень всадника - Анатолий Гладилин

Дженни чувствовала, что ее щеки пылают, будто их отхлестали мокрой тряпкой.

- Э-э... - протянул симпатичный брюнет, - дорогая Мэри, ваш соус к рыбе сегодня особенно удался...

Сменили тему. Дженни вышла в соседнюю комнату и позвонила бэби-ситтер. Потом набрала номер своего телефона.

- Тони, ты где? Тони, возьми трубку. Привет. Ничего. Эля легла? Сказку ей доскажет Линда. Она сейчас приедет на такси, ты в него садишься и едешь. Да, срочно. Вот адрес, записывай. Нажимаешь интерфон на фамилию... Пятый этаж, справа от лифта.

- За мной приедут, можно? - спросила Дженни, отвечая на сочувственный взгляд хозяйки.

- Милочка, куда ты торопишься? - проворковала Инга Родней. - Еще не вечер.

Когда Тони появился в гостиной, Инга завопила:

- Какой приятный сюрприз! Почему скрывали? Темнила ты, хозяйка.

И побежала обниматься с Тони. Хозяйка ничего не понимала. Ей объяснили. Легкий шок. Хозяин встал из-за стола. Чрезвычайно польщен. Не соизволит ли профессор Сан-Джайст разделить их компанию? Тони просек ситуацию. Соизволил. Сел рядом с Дженни, поцеловал ее в щеку. Зажурчала светская беседа. Поразительно, что Инга Родней не спряталась под стол, а весьма активно в ней участвовала. Какое самообладание у бабы!

Через полчаса Дженни сказала:

- Прошу прощения у общества, но мне завтра к восьми утра на работу. Тони, поехали!

* * *

Инга Родней (сама!) позвонила Дженни в госпиталь (телефон взяла у хозяйки?) и по-русски, как старой знакомой:

- Дженни? Ну ты вчера дала шороху! Поздравляю! Признаюсь, была бы в хорошей форме, я бы его у тебя отбила. Мэри мне сказала, что ты вице-президент компании? Растет молодежь! Да, ты хочешь записаться на семинар? Нет проблем! С какого дня? Когда решишь, позвони мне домой. И вообще, ребята, заходите ко мне на чаек, всегда буду рада.

Дженни подобострастно заверила, что они зайдут, обязательно и непременно.

* * *

Естественно, про этот звонок Дженни не могла не рассказать Тони. Пусть профессор знает, что она знает, какой он знаменитый. Его реакция была неожиданной:

- Я скотина и старый болван. Должен бы сообразить, что для тебя заезжать за мной в обеденный перерыв и отвозить в библиотеку - непомерная нагрузка. Отныне встаю вместе с вами, и ты меня высаживаешь по дороге в госпиталь.

Все ее протесты и заверения, что ей лишний раз промчаться по городу, когда нет особого движения, - одно удовольствие, не дали результата. Профессор, по его словам, твердо решил принадлежать к тому младому племени, которое просыпается в шесть утра.

На следующий день встал раньше всех, принял душ, успел побриться. В машину сел бодрый и веселый. Дженни планировала доставить его хотя бы до Беверли-Хиллз, но они застряли на Лорел-каньоне.

Тони взглянул на часы:

- Ты опаздываешь. Тормози здесь, на углу Голливуд-бульвара.

- Тони, тебе топать полгорода!

- Ничего, через час дотопаю.

- Через час? Это невозможно! Позвони мне сразу из библиотеки.

Тони взял свой атташе-кейс, приветливо помахал рукой. Ровно через час раздался звонок:

- Прибыл, стою в вестибюле.

В полдень Дженни впрыгнула в "понтиак" и понеслась в библиотеку. Нашла профессора в читальном зале, на его столе толстые фолианты в темно-коричневых переплетах. Тони снял очки, в глазах тревога:

- Что случилось?

- Ничего. Хочу выпить с тобой где-нибудь кофе.

- Дженни, ты с ума сошла!

- Сошла. Ты только сейчас заметил?

* * *

Она сразу узнала каменное распятие над воротами, длинный коридор с высоким сводчатым потолком и обрадовалась, как будто попала домой. Инга Родней, молодая, красивая, в полупрозрачном платье с талией, поднятой до груди, бросилась ей навстречу, обняла: "Ты хочешь записаться на семинар? Нет проблем! Мы свободны, Роз, сегодня танцуем до утра". И они танцевали на булыжной мостовой городской площади, меняя кавалеров, и один из них, бесстыжий, прижал ее, навалился и, кажется, получил, чего желал (в темной комнате гостиницы?), но все равно было очень весело, танцы продолжались, пары скользили по паркету в огромном зале с зеркалами и вазами с цветами, а она восседала на тронном кресле, и все подходили к ней, почтительно целовали руку, пока музыканты не заиграли что-то совсем не соответствующее - "Гуд бай, мой мальчик, гуд бай, мой милый" - и Инга Родней (сделавшая три подтяжки) не прошептала со скрытым торжеством в голосе: "Бал кончился, Ваше Величество!.." И страх, животный дикий страх: неизбежное свершится! В опустевшем зале шаги. Она не поднимала головы, видела лишь сапоги и белые в обтяжку военные брюки своего Властелина. И Он сказал: "Ты не можешь иметь детей, мне нужен развод. Это не моя злая воля, так диктуют интересы Империи". И она плакала и кричала - плакала и кричала про себя, беззвучно - она знала, что внешне изображает на своем лице улыбку, и говорила ласково: "Сир, я родила Евгения и Гортензию, я хочу дать тебе наследника, дело не во мне..." И услышала то, чего больше всего боялась услышать: "Не спрашивай меня, как и почему, но я убедился, что могу иметь детей". И она поняла: все ее обманы и уловки напрасны, она перешла в тот возраст, когда надо просто смириться... "Мой Властелин и Повелитель, все будет так, как ты прикажешь", - и, чувствуя, что уже никого около нее нет, она повалилась на квадратную кровать под балдахином и запричитала навзрыд. Она знала, что эта кровать под балдахином - последнее ее прибежище в последней обители.

Дженни проснулась с мокрыми щеками. Сон улетучивался. Ей удалось схватить что-то за хвостик. Еще минуту назад она ясно различала картины на стенах своей последней обители, теперь все смешалось. Конечно, могут пригрезиться любые кошмары. Но ее поражало то глубокое отчаяние, которое она испытала, отчаяние отвергнутой, покинутой женщины, вышедшей в тираж. Запомнилось: не Тони ее обидчик (Тони мирно посапывал на боку), им станет кто-то другой, после Тони.

Дверь приоткрылась. Появилась Эля. День закрутился.

* * *

Центробежная сила дневного круговорота на скорости, запрещенной в Городе Ангелов, выбросила ее в лабораторию Хоффера, и за час (большим временем она не располагала) Дженни должна была вбить в седую голову упрямого доктора следующее: лаборатория переезжает в новый район. Да, там рядом два госпиталя, но именно туда люди приходят лечиться, поэтому клиентура не уменьшится, а увеличится. В любезном вам квартале, к которому вы так привыкли, уважаемый доктор Хоффер, ныне бродят лишь наркоманы, отпугивающие приличную публику. У наркоты нет социального страхования, и проблемы собственного здоровья их не заботят. Прежняя клиентура потянется за вами, если это действительно стоящая клиентура. Лаборатория должна сверкать, быть идеально чистым помещением. Тогда повышение тарифов, которое компенсирует новые затраты, никого не удивит. В антисанитарной обстановке у людей вообще не возникает охоты раскошеливаться. Неужели вы не чувствуете столетний, застарелый запах мочи?