Влюбленный дьявол - Сью-Эллен Уэлфондер

Линнет хотела возразить, но не смогла – мешали слезы. Она попыталась улыбнуться Локлану.

В ответ он тоже улыбнулся и положил руку ей на плечо.

– Теперь вы понимаете?

– Да… хотелось бы… – замялась Линнет.

– Вы должны, – уверенно произнес юноша, отступив на шаг. – Если поймете, сможете ему помочь. Понимание – единственное, чего у него никогда не было и что ему необходимо.

Линнет кивнула, соглашаясь с юношей, но не знала, сможет ли помочь мужу. Она понимала, что его мучает, но не знала, что с этим делать.

А главное, не верила, что он питает к ней нежные чувства.

Скорее всего, Локлан ошибается.

Локлан развел огонь в камине и ушел, а Линнет еще долго стояла, глядя, как пламя набирает силу и с треском охватывает поленья. Откуда-то издалека доносились раскаты грома, но и они не могли заглушить громкого стука ее сердца.

Если бы она могла согреть душу Дункана так же легко, как этот огонь ее озябшие руки.

Если бы могла пробудить в нем страсть.

Если бы слова Локлана оказались правдой.

Но она слишком долго была одинока и нелюбима, чтобы поверить в это.

Дункан с отрядом вернулся поздно и сразу после кружки пива в общем зале по случаю возвращения хотел подняться в спальню Линнет, но его задержал Мармадьюк.

Утомленный и раздраженный, Дункан ждал, пока англичанин наконец заговорит. Его терпение было на исходе, очень хотелось поскорее оказаться в постели рядом с женой, почувствовать прикосновения ее ласковых рук, которыми он втайне наслаждался по ночам, притворяясь спящим.

Мармадьюк вручил ему какой-то флакон и сказал, где обнаружил его.

Дункан ужаснулся мысли, что Линнет была в его прежней комнате.

И наверняка видела портрет над камином. Он злился на себя за то, что давным-давно не уничтожил его и виновато выслушивал упреки Мармадьюка, объяснявшего, какое впечатление портрет мог произвести на Линнет.

Его голос доносился словно из тумана. Дункан едва слушал его. Он думал только о том, в какую божественную негу погружала она его каждую ночь. Его жена, милая и невинная, обладала огромной внутренней силой, словно внутри у нее бушевало пламя. К тому же она была умна, и Дункан не мог не восхищаться ею.

Жена Мармадьюка, покойная Арабелла, сестра Дункана, была смелой, красивой и своенравной, в отличие от простой с виду Линнет. А до женитьбы на Арабелле он имел дело с уставшими от жизни женщинами своего круга. Или вертихвостками при дворе короля Брюса.

Да, он знал женщин, но не таких, как Линнет. Она не упадет в обморок, увидев портрет Кассандры. Тем более что его красавица жена давно мертва.

Она скорее расстроилась бы, случись что-нибудь с ее любимым огородом.

Но вся его уверенность исчезла, как только он вошел в спальню и увидел ее сидящей у огня.

Она выглядела так, будто простояла под дождем и ветром все время, пока его не было. Волосы были спутаны, платье измято, ботинки потемнели от воды. Сухим казался один лишь плед, наброшенный на плечи.

– Господи, женщина, ну неужели я должен следить за тобой постоянно? – резко спросил Дункан, забыв все мягкие слова, которые хотел сказать перед тем, как лечь в постель в ожидании ее ласковых прикосновений. – Что ты сотворила с собой?

– Я… я была…

– Я знаю, где ты была. – Он шагнул к ней, держа в руке флакон с эликсиром.

Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– И тебе нечего сказать? – Дункан наклонился к ней так близко, что она почувствовала исходящий от него запах морской воды.

Она ничего не стала говорить, лишь покачала головой. Не упрекнула его. Не сказала, что отравляло ей жизнь с первого дня в Айлин-Крейге.

Мармадьюк предупреждал его: Линнет подумает, что он все еще любит ту стерву. Одноглазый пройдоха, как всегда, оказался прав. Вряд ли она когда-нибудь поверит, что ее предположения далеки от истины.

Дункан разразился проклятиями, еще более страшными, чем зловещая буря за стенами замка, но их заглушил удар грома. Линнет вскочила. Но не гром напугал ее. А Дункан. Неизвестно, услышала ли она его проклятия, но выглядел он не самым лучшим образом. И на то у него были веские причины. Он пытался найти лагерь Кеннета и его приспешников, заставить их навсегда покинуть эти края, а самого Кеннета за все его преступления отправить в самую глубокую пропасть ада. И все это ради нее.

Чтобы защитить от опасности, которую нес с собой Кеннет.

А она отталкивает его, словно от него исходит угроза.

Подойдя еще ближе, Дункан посмотрел на нее сверху вниз.

– Не хочешь сказать, что тебя мучает, не говори, но хотя бы объясни, почему ты выглядишь так, словно тебя окунули в залив.

– Я не выходила из замка, сэр. – В ее тоне прозвучали нотки упрямства. – Я была на стене, наблюдала…

– И об этом мне тоже известно, все вокруг только и говорят о твоем очередном подвиге. – Он помолчал и пригладил волосы. – Думаю, они сильно проголодались и перестали бояться убийцу.

Он не мог понять, что выражал ее взгляд: страх, гнев или жалость. Оставалось надеяться, что не жалость. Она сидела в кресле выпрямившись, глядя ему прямо в глаза.

– А что же вы? – Она, казалось, видела его насквозь, как и Мармадьюк.

– Что я? – Дункан отступил на шаг и почувствовал себя очень неуютно под ее взглядом. Она перевела разговор в другое русло, и это ему не понравилось. – Что я? – повторил он тоном, который заставил бы любого остеречься дальнейших расспросов.

– Вы убили свою первую жену?

Дункан вспыхнул от неожиданной прямоты заданного вопроса.

– А ты как думаешь? – Эти слова упали между ними, словно льдинки. Уж лучше бы она молчала. Эта девчонка выводила его из себя, как никто другой. – Разве ты не знаешь ответа на этот вопрос?

Она отвела глаза. Какое-то время тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома и потрескивание огня в камине.

– Знаю, – все еще глядя в сторону, сказала она наконец. – Но хочу услышать его от вас.

– Если ты знаешь ответ на такой серьезный вопрос, почему же до сих пор не можешь сказать, мой ли сын Робби?

– Все в свое время, милорд. И не мой дар подсказал мне, что вы не убивали леди Кассандру. – Она посмотрела ему в глаза. – А мое сердце.

– Сердце может обмануть.

– Не может, – ответила она, положив руки на колени и как-то странно глядя на него.

Не выдержав ее взгляда, Дункан отвернулся и пошел к кровати, сбрасывая с плеч плед. Стоя к ней спиной, он через голову стянул килт и стал снимать промокшие башмаки.