Методика очарования - Фаина Раевская

К счастью, прежде чем Катерина влезла носом в монитор, я успела удалить коротенькую ремарку Валентины, таким образом, моя маленькая хитрость осталась незамеченной.

Для верности подружка несколько раз перечитала краткое содержание заморского послания. После чего с умным видом поскребла затылок и, напустив на себя изрядную долю таинственности, загадочно молвила:

— Этого и следовало ожидать.

Я добросовестно пробежала глазами по тексту, ничего сверхъестественного там не нашла и потребовала у подруги объяснений.

— Я имею в виду, — охотно отозвалась Катерина, — свою прозорливость. Как только американец с украинским акцентом появился на пороге нашего дома, я сразу поняла — казачок-то засланный! А уж когда он проявил интерес к покойному Киту, все сомнения отпали. Визит к Саламатину-младшему усугубил мою уверенность. Шпион, мать его! Сашка, нам все-таки стоит наведаться на биржу. Я, конечно, человек разумный, но бумаги ребят вводят меня в замешательство. По всему выходит, они спекулировали климатом…

— Нашим? Такое разве возможно? — удивилась я.

— Выходит, возможно!

— А при чем тут американцы, Кать? Им-то на хрена наш климат сдался?

Вместо ответа Катька глубоко вздохнула: дескать, этот вопрос еще предстоит прояснить. Мне почему-то совсем не хотелось выяснять это, особенно в свете последних событий. Очень, знаете ли, теплая мужская компания из Кита, Михаила Саламатина и Макферсона настораживала и желания к ней присоединиться не вызывала. Пока я подыскивала нужные слова, способные убедить Катерину отказаться от частного расследования, сама она пустилась в очень путаные и какие-то туманные рассуждения:

— Смотри, что получается, Сан Саныч! Помнишь, Никита хвастался: мол, куш сорвал? Ну, он еще самолет нам предлагал купить? — Я кивнула, припомнив сей факт, а подруга, воодушевившись, заговорила с еще большим жаром: — Я так мыслю, Санчо: этот куш и есть первая часть гонорара, полученная от Сэма Крюгера. Судя по всему, этот пень американский просто так даже с ржавым центом не расстанется. Значит, дело серьезное, и оно каким-то непонятным пока образом связано с нашим климатом. Янки, не надеясь на порядочность своих партнеров (наверняка наслушался сказок о русском разгильдяйстве), прислал наблюдателя, а точнее, товарища Макферсона. Представь себе, как парень расстроился, когда узнал, что российские партнеры мертвы.

— Кто расстроился? — уточнила я.

— Макферсон, естественно.

— A-а… И с расстройства покончил жизнь самоубийством.

— Нет, моя милая! — Катерина снисходительно потрепала меня по плечу. — Он не от расстройства умер. И даже не сам. Его убили! Мы с тобой удостоверили данный факт со стопроцентной очевидностью. И, сдается мне, убийца тот же самый, что и в случае с Никитой и с Саламатиным. Кто-то очень хочет помешать торговать погодой «налево».

Пару минут я усиленно думала. Что-то похожее на истину в словах Катерины, безусловно, имелось, но… Торговать погодой? Бред! Она ведь не подчиняется воле человека. Или уже подчиняется? Ведь научились же наши ученые тучи «разводить руками», точнее, самолетами. Может, они теперь умеют и климатические пояса местами менять? Да нет, такого не может быть, потому что не может быть никогда! Природа никак не допустит подобного нахального вмешательства в смою личную жизнь.

Тут мне в голову пришла поистине гениальная мысль, которая заставила забыть о претензиях к природе.

— Послушай, но ведь тогда получается, что убийца должен был знать о м-м… делах Никиты, Михаила и Крюгера, — поделилась я мыслью с Катериной. — Знать — и желать им воспрепятствовать…

— В корень зришь, Сан Саныч! — воскликнула Катька. — В этом деле имеется еще одна заинтересованная сторона. Только вот в чем ее интерес?

— И кто эта сторона? — подсказала я.

Мы с Катькой уставились друг на друга в поисках ответа на поставленный вопрос. Наверное, минут через тридцать нам и удалось бы назвать пару-тройку кандидатов на роль злодея, но звук бьющегося стекла помешал выяснению истины. Сразу же за хрустальным звоном послышался шлепок малопонятного происхождения, словно бы кто-то вздумал взять хороший кусок дрожжевого теста и запустить им в стену. Тесто сказало: «Ш-ш-ш… чмок», после чего в комнате установилась подозрительная тишина. Я не успела высказать своего мнения по поводу этого происшествия, как мне в уши ворвался нестерпимый по децибелам вопль, отдаленно напоминавший голос Катерины. Орала она с чувством, вкладывая в крик всю силу как своих голосовых связок, так и мощных легких. При этом рука подружки вновь застыла в воздухе в почти ленинском жесте, когда тот с воодушевлением указывал дорогу в безоблачное коммунистическое будущее. Вождь, как известно, всех облапошил, и моя Катька направилась по его неверному пути. Глянув в направлении ее указующего перста, я сразу поняла, что обманулась в своих ожиданиях так же, как и весь русский народ семьдесят лет назад. Впрочем, это не помешало мне выступить второй в дуэте с Катериной, правда, на полтона выше. Кричала я, должно быть, ненамного тише подруги.

Посреди комнаты лежал… труп! Он влетел в окно, шмякнулся на пол и теперь испугал нас с Катериной своим присутствием. Только не следует думать, будто это Макферсон вернулся, хотя, признаюсь, мысль такая у меня мелькнула. Однако при более внимательном рассмотрении тела оказалось, что это всего-навсего труп огромной черной вороны. Напрягать голосовые связки из-за птички, пусть и дохлой, было как-то неловко, потому я умолкла, а следом за мной заткнулась и Катерина.

— Что это? — задала подруга довольно бестолковый вопрос — зачем спрашивать, раз и так видно? Но я послушно ответила:

— Ворона.

— Вижу, что не павлин! Я спрашиваю, как она сюда попала?

— Прилетела, — ответила я, понимая, как глупо это звучит.

Катька тоже это почувствовала и отчего-то разозлилась:

— Ты головой-то своей думай! Она же мертвая! Не могла она летать…

— Ну… Она же не всегда была мертвой. А что, если она летела, летела, сбилась с курса, умерла и врезалась в наше окно? Или, наоборот, сперва врезалась в окно, а потом умерла. — На мой взгляд, версия вполне подходящая, только подругу она не устроила.

— Ты много ворон в здешних местах видела? — хмыкнула Катерина.

Я задумалась. Эти птички, действительно, Ждановку почему-то не жаловали. Голуби, воробьи, грачи, стрижи — это пожалуйста, а вот ворон видеть мне доводилось редко. С трудом борясь с подступившей к горлу тошнотой, я приблизилась к птичке, Катерина тоже присела на корточки, и мы вместе приступили к изучению тушки. Зоология никогда не входила в число моих любимых школьных предметов, но даже мне стало ясно, что ворона прилетела к нам уже мертвой: шея у птички была вывернута на сто восемьдесят градусов.

— К-кать… — бледнея от внезапной догадки, пролопотала я. — Это знак!

Катька вздрогнула и, соревнуясь со мной в степени бледности, без особой уверенности пискнула: