Мадам Одиночка, или Укротительница мужчин - Юлия Шилова

– Не знаю. Какие-то некрасивые. Вроде бы розы сами посебе должны быть красивые, а эта какая-то захиревшая, словно ее без воды чертзнает сколько времени держали. Здесь всех морят голодом и жаждой. Даже цветы.

Все остальные события развивались, словно в каком-то фильмеужасов или гангстерском боевике. Из коридора выскочила маленькая горбатаяженщина, одетая во все черное, громко завизжала, подпрыгнула и ткнула Ленку вспину железной пикой. Ленка вскинула голову, вскрикнула и, уронив пистолет,упала прямо на тело Экрама.

Поняв, что следующий удар от загадочной горбуньи ожидаетменя, я быстро подняла с пола пистолет, сняла его с предохранителя и наставилаего на собравшуюся прыгнуть на меня турчанку. Увидев в ее руке еще однуотточенную пику, я не стала раздумывать и неожиданно сама для себя нажала накурок. Прозвучал отчетливый выстрел. Как только во лбу турчанки показаласьзияющая рана, горбунья закатила кверху глаза и с грохотом рухнула на пол.

Услышав приглушенные Ленкины стоны, я зарыдала и вытащилапику из ее спины. Мои руки тряслись, а голова кружилась, но я знала, что сейчася обязана мобилизовать все свои силы и помочь Ленке. Затем схватила первоепопавшееся кухонное полотенце и как можно туже перевязала ей грудь. К счастью,Ленка была живая и даже находилась в сознании, просто она стала какой-тонеестественно белой, и эта бледность откровенно пугала и наводила на самыенеожиданные мысли.

– Ленка, ты живая?

– Вроде бы да.

– А ты дышать-то можешь?

– Вроде могу.

– Что это за тетка?

– Не знаю. Может, она Экраму женой приходится…

– Наверно. И как мы ее сразу в доме не обнаружили… Лен,скажи, тебе плохо?

– Паршиво.

– Леночка, миленькая, а что у тебя болит?

– Спина, грудь…

– Ты только держись… Слышишь, ты обязательно держись, ато, если что с тобой случится, то мне-то что тогда делать?! Я тебя умоляю,держись.

– Я держусь…

– Вот и умница. Вот и молодец. Обязательно держись.

– Я держусь, – повторила Ленка и слегка застонала.

– Тебе очень больно?

– Паршиво.

– Ты только не умирай. – Я говорила и буквальнообливалась слезами.

– Я не умру, – пообещала мне Ленка.

– Ты мне обещаешь?

– Обещаю.

– Поклянись.

– Клянусь.

Подойдя к окну, я увидела, что уже окончательно рассвело, и,повернув голову в Ленкину сторону, заметила, что на ее полотенце выступиликапельки крови.

– Лен, что делать-то? Уже совсем светло. Надо уходить вгоры, но как теперь уходить-то? Только бы эта проклятая пика не задела никакиеорганы. Ты как себя чувствуешь?

– Голова кружится, и в ушах гудит.

– Ты мне поклялась, что не умрешь.

– Я помню. Если поклялась, значит, не умру.

– Ты же знаешь, что мысль материальна? – Ятихонько всхлипывала и тут же смахивала слезы.

– Знаю.

– Так вот, сейчас все зависит только от тебя. Ты должнадать себе установку на жизнь. Понимаешь?! Ты должна сама себе сказать, что тыбудешь жить, и вот увидишь, ты обязательно будешь жить. Вот увидишь. Ты должнажить, несмотря ни на что, потому что тебе еще слишком рано умирать и ты оченьхочешь жить. Пусть из жизни уходят те, кому уже пора, кто уже на этом свете всеуспел и все сделал. А тебе рано. Тебе еще слишком рано.

– А Ника? Ведь она совсем молодая. Она еще ничегоне сделала и ничего не успела…

– Нике уже поздно давать установку. По сравнению стобой она слишком плоха. У нее уже нет той силы духа, которая есть у тебя.

Открыв холодильник, я достала непочатую бутылку водки,размотала полотенце и обработала Ленкину рану горячительной жидкостью. Затемсбегала к себе в комнату, взяла пару футболок, разорвала их так, что они сталинапоминать что-то типа бинтов, и тщательно перевязала подругу. Накинув Ленке наплечи спортивную куртку, я напоила ее все той же незаменимой турецкой водкой ипомогла встать.

– Лен, надо уходить. Попытайся встать.

– А где пистолет? Ты его взяла?

– Нет. Там больше нет патронов.

– Как нет?

– Так. Я хотела выстрелить два раза, но он выстрелилвсего один.

– Как же мы теперь без оружия?

– А как раньше?! Мы с тобой всю жизнь жили без оружия,и ничего.

– Всю жизнь мы прожили нормально, а не так, как сейчас.

Облокотившись на меня, Ленка медленно пошла к выходу, но яощущала, что с каждой секундой ее шаг становился все увереннее и увереннее. Кактолько мы вышли во двор, я усадила ее на ступеньки и перевела дыхание.

Ленка облокотилась на деревянные перила и тяжело задышала.

– Свет, возьми с собой небольшую дорожную сумку. Положив нее немного еды, воды и тряпок для того, чтобы делать мне перевязки.

– Я сейчас. Я быстро.

Я бросилась в дом и начала собирать сумку. Руки страшнотряслись, а из груди вырывались рыдания, которые я не могла побороть. Я молилагоспода бога только об одном, чтобы Ленка осталась жива и чтобы с ней все былов порядке. Потому что сейчас мы вдвоем, а это значит, что все беды и лишения мыпереносим вдвоем. Получается, что мы просто делим их пополам. Я боялась дажепредставить, что было бы, если бы я переносила эти лишения одна. Может, иправду говорят, что в этой жизни поодиночке не выжить. В этой жизни можновыжить только вдвоем. Даже взять то время, когда я жила с Костиком… При мысли оКостике у меня защемило сердце. Нас было двое, и все, что с нами происходило,мы делили поровну. Все его беды и его горести… Потому что у меня не былоникаких бед, и я жила его проблемами и его переживаниями… Его и детей…Получается, что у меня совсем не было своей жизни. У меня не было ничеголичного и ничего собственного… Я жила для своих близких и никогда не думала осебе. Получается, что так легче… Так намного легче, потому что, когда яосталась одна, на меня столько всего навалилось… И все же раньше я жиланеправильно. Совсем неправильно… Наверно, именно за это я теперь ирасплачиваюсь. Нельзя жить только для близких. Нельзя. Хотя бы иногда надо житьдля себя и иметь свою собственную жизнь, где есть собственные невзгоды, взлетыи хотя бы маленькие падения…