Принцип «черного ящика». Как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок - Мэтью Сайед

Метод Лысенко был не столь успешен, как он утверждал, однако молодой ученый был честолюбив и политически подкован. За десять лет он сделал блестящую академическую карьеру. В 1935 г. он стал членом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина (ВАСХНИЛ).

Именно тогда он решился начать главную игру своей жизни. В первой трети XX в. генетика – наука, которая базировалась на трудах немецкого монаха и ученого Грегора Менделя, – еще только начинала развиваться. Генетики утверждали, что наследственность закодирована в мельчайших структурных единицах организма, называемых генами, и может быть описана при помощи статистических законов. Лысенко часто и откровенно критиковал эту новую теорию, со временем все больше противопоставляя себя основному направлению научной мысли.

Лысенко был далеко не глуп. Он все рассчитал: чем громче звучит критика, тем больше любят академика Лысенко советские вожди. Марксизм стремился доказать, что человеческую природу можно формировать осознанно. Генетики, полагавшие, что некоторые свойства живых организмов передаются из поколения в поколение, казалось, противоречили этой доктрине. Лысенко стал защищать противоположную идею: черты, приобретенные организмом в течение жизни, могут быть переданы его потомкам. Иногда эту концепцию называют ламаркизмом – по имени создавшего ее Жана Батиста Ламарка.

Научные идеи должны подтверждаться или опровергаться рациональными аргументами и фактами. Наука имеет дело с информацией, а не с догмой. Лысенко понимал, что одними только аргументами генетиков замолчать не заставишь. Тысячи ученых по всей стране были воодушевлены новым подходом, который предлагала генетика. Они искренне верили в интеллектуальные преимущества этого подхода и считали генетику многообещающей наукой. Кроме того, они располагали данными, подтверждавшими их взгляды.

Поэтому Лысенко подошел к проблеме с другой стороны: вместо того чтобы ввязаться в спор, он попытался его прекратить. Фактически Лысенко призвал Сталина запретить новую теорию. Сталин согласился, и не потому, что генетика была неполноценной с научной точки зрения, а потому, что она противоречила коммунистической идеологии. Сталин и Лысенко объявили генетику «буржуазной лженаукой». Идеи Ламарка в то же время получили одобрение коммунистов.

Тех, кто отступал от линии партии, безжалостно преследовали. Многих генетиков казнили (среди них были Израиль Агол, Соломон Левит, Григорий Левитский, Георгий Карпеченко и Георгий Надсон) или сослали в лагеря. Николай Вавилов, один из наиболее выдающихся советских ученых, был арестован в 1940 г. и скончался в тюрьме в 1943-м. Любые генетические исследования были запрещены, по всей стране научные коллективы осуждали и изгоняли генетиков.

Так Лысенко заставил замолчать критиков своей теории и во многом гарантировал собственным идеям «зеленый свет». Однако его «триумф» имел знакомый нам привкус поражения. Оберегая свою теорию от несогласных, Лысенко тем самым лишил себя весьма ценной возможности – потерпеть неудачу. Академик предлагал множество способов улучшения урожайности, но никто и не думал экспериментировать с ними из страха подвергнуться гонениям. Вмешательство политики, по сути, лишило научную теорию механизма обратной связи и возможности оказаться неверной.

В итоге произошла катастрофа. До взлета Лысенко российская биология процветала. В 1892 г. Дмитрий Ивановский открыл растительные вирусы. В 1904 г. Иван Павлов получил Нобелевскую премию по медицине за работы по физиологии пищеварения. В 1908 г. Илья Мечников получил Нобелевскую премию за клеточную теорию иммунитета. В 1927 г. Николай Кольцов предположил, что наследуемые характеристики закодированы в гигантских двухленточных молекулах, предвосхитив открытие ДНК, обладающей структурой двойной спирали.

Однако в результате чисток российская наука была обескровлена. По словам Валерия Сойфера, российского ученого и правозащитника, «развитие науки замедлилось или остановилось, и миллионы выпускников советских вузов получили искаженное представление о науке» [130]. Положение в науке, в свою очередь, сказалось на качестве жизни миллионов советских людей – не в последнюю очередь оттого, что сельскохозяйственные методы Лысенко часто оказывались неэффективными. Вот что происходит, когда идеям не разрешают терпеть неудачу.

Для коммунистического Китая, который также приветствовал идеи Лысенко, последствия были во многом даже более катастрофическими. Лысенко публично выступил в пользу методики загущенного посева семян с целью увеличения урожая. Согласно его теории, растения одного вида не конкурируют друг с другом за питательные вещества.

Эта теория была созвучна марксистской и маоистской идеологиям, утверждавшим, что организмы одного и того же класса живут в гармонии, не конкурируя один с другим. «В компании они растут легко, – говорил Мао коллегам. – Когда они растут вместе, им хорошо». Вдохновляясь идеями Лысенко, китайский вождь сочинил план из восьми пунктов, из которого выросла программа Большого скачка, и стал преследовать получивших образование на Западе ученых, в том числе генетиков, столь же яростно, как это делал Сталин в СССР [131].

Теорию загущенного посева следовало для начала проверить. Ее нужно было протестировать – вдруг она окажется неверной? Вместо этого ее провозгласили верной по идеологическим соображениям. «В Южном Китае посадки плотностью 1,5 млн саженцев на 1 гектар были нормой, – пишет Джаспер Беккер в книге “Голодные призраки” (Hungry Ghosts. Mao’s Secret Famine). – Однако в 1958 г. крестьянам было приказано сажать 6,5 млн саженцев на 1 гектар».

Власти слишком поздно поняли, что в действительности семена конкурировали друг с другом, отчего их рост замедлялся и урожайность падала. Результатом стала одна из самых ужасных катастроф в китайской истории, трагедия, о которой и сегодня известно немного. По оценкам историков, жертвами поразившего страну ужасающего голода тогда стали от 20 до 43 миллионов человек.

Деятельность Лысенко справедливо расценивается как один из наиболее скандальных эпизодов в истории науки. Об академике написаны десятки книг, включая прекрасное исследование Валерия Сойфера «Lysenko and the Tragedy of Soviet Science»[28], и сотни журнальных статей, в общем виде эта история знакома почти каждому ученому. Она служит ясным предостережением: защищать идеи от возможности неудачи опасно.

Однако другая, более тонкая форма лысенковщины существует в мире и сегодня. Разнообразные идеи и взгляды оберегаются от несогласных, только происходит это вовсе не в тоталитарном государстве. Нет, они оберегаются от несогласных нами самими.

Когнитивный диссонанс не оставляет следов в документах. Не остается бумаг, указывающих на то, что мы перетолковываем неудобные нам факты. Государство не требует этого от нас, угрожая насилием. Идет процесс самообмана. И он может иметь разрушительные последствия, по крайней мере для тех, о ком мы уже рассказывали в четвертой главе: для несправедливо осужденных.

Вернемся к разговору об отмене приговоров по результатам тестов ДНК. Как мы видели, полицейским и обвинителям осознать свою неправоту очень трудно. Чтобы разобраться с этой проблемой, рассмотрим самые показательные неудачи системы уголовного правосудия, по которым можно судить о том, как ее следует реформировать, чтобы ничего подобного впредь не случалось.