Гаэльская волчица - Анри Лёвенбрюк

Алеа медленно поднялась, собираясь уйти, но заметила Фелима, шагавшего к ним через двор.

— Здравствуйте, друзья. Вижу, вы уже познакомились с Галиадом и его сыном. Очень хорошо, я как раз хотел вас представить. Алеа, ты ведь еще не завтракала… Идем, я покажу, где ты сможешь поесть.

Друид увел девочку, в замке ее накормили завтраком, а когда она покончила с булочками — их испекли специально для нее! — повел осматривать покои. Так они провели весь день, и только в центральную башню Фелим свою гостью не пригласил.

— Там Зал Совета, — объяснил он Алее, — тебе нельзя туда входить. Никто, кроме друидов и — в редких случаях — бардов и ватов, на Совет не допускается.

Алеа молча кивнула, и они пошли дальше, осматривая залы, конюшни и даже мельницу, и девочка в очередной раз обратила внимание, как все красиво и опрятно. Когда они перешли в сад, Алеа решилась наконец задать друиду мучившие ее вопросы.

С каждым днем смутная тревога, поселившаяся в душе, становилась все сильнее. Она чувствовала, как некая ответственность, неведомо за что, с каждой минутой все сильнее давит на ее хрупкие плечи.

— Фелим, зачем я здесь?

— Ты здесь, потому что тебе грозит опасность.

— Нет. Не только. Я хочу знать правду! — настаивала девочка. — Зачем я здесь на самом деле?

Фелим молча шагал вперед, потом подвел Алею к скамье и усадил рядом с собой — полюбоваться главной башней Сай-Мины.

— Ты теперь немножко понимаешь, кто такие друиды…

— Волшебники?

— Можешь называть нас и так, но проще будет сказать, что друид — это человек, способный подчинить себе силу, живущую в каждом человеке. Мы называем ее сайман. Овладев сайманом, мы можем управлять тем, что окружает нас в этой жизни.

— Я видела, как вы обратились огнем, когда нам угрожали отверженные и горгуны, — прошептала Алеа.

— Да, и это очень опасно. Каждый друид знает, что силой злоупотреблять нельзя. Но я не об этом хотел с тобой поговорить. Илвайн — тот человек, которого ты нашла в ландах, — был Самильданахом. То есть… человеком куда более могущественным, чем друид. Самильданах наделен вечной властью над сайманом. Как тебе объяснить? Скажем так — он может изменять природу вещей… Изменять бесповоротно. Понимаешь?

Алеа завороженно кивнула.

— Не знаю, точно ли ты все понимаешь, — впрочем, это не важно. Важно другое — когда Самильданах умирает, он передает свою силу другому. Только так ее можно держать в узде. Вот почему всегда есть только один Самильданах. К счастью, все Самильданахи до сего дня были добрыми и благородными людьми и передавали свою силу достойным наследникам. Ни один Самильданах не употребил свою силу во зло. А сегодня мы не знаем, кто наследовал Илвайну, потому что старик умер неожиданно, в одиночестве, в сердце ланд. И… понимаешь…

Алеа боялась услышать продолжение фразы. Фелим сложил руки на коленях и сгорбился, как будто слова, которые он должен был произнести, невыносимой тяжестью давили ему на плечи.

— Мы боимся, что это ты.

— Я? — выдохнула девочка, вскакивая.

— Может быть. Ты дотронулась до Илвайна, когда он лежал под песком в ландах, и с тех пор много раз ощущала в себе странную силу, овладевавшую твоим телом. Это может быть сила Самильданаха…

Алеа почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, хотя в глубине души знала: в тот день, когда она дотронулась до руки Илвайна, действительно что-то произошло. Но она гнала прочь эту мысль: не хотела, не могла поверить. Не нужна ей эта зловещая сила, не могла же она унаследовать ее против своей воли! Алеа закрыла глаза и обратилась с мольбой к Мойре. «Я маленькая девочка, и это совсем не то, о чем я просила, Мойра. Умоляю, сделай так, чтобы это была не я».

— Это может быть сила Самильданаха, — между тем повторил Фелим, — однако такое невозможно!

В глазах Алей загорелся огонек надежды.

— Почему?

— Ты девочка.

— А девочки не могут наследовать силу?

— Нет.

Алеа почти успокоилась. Откровения Фелима потрясли ее, но она говорила себе, что, возможно, дело совсем в другом… И она очень скоро избавится от всего этого ужаса.

— Возможно, ты унаследовала остаток его силы… Не исключено, что он уже передал ее другому и тебе досталась лишь ничтожная доля. Не знаю… Именно это мы и хотели бы понять.

Они долго молчали. Алеа смотрела на главную башню, взвешивая возможные последствия всего того, что объяснил ей Фелим. Девочку охватил невыносимый страх. Она хотела услышать правду, надеясь, что та рассеет ее беспокойство, но теперь тревога еще усилилась. Хуже всего, что Совет намерен ее изучать. Что они с ней сделают? Что ей придется вынести? Лучше бы ничего этого не знать, забыть все колдовские ужасы и идти себе в Провиденцию вместе с Мьолльном.

Но за стенами Сай-Мины ее подстерегает другая опасность — Маольмордха. Может, все-таки лучше ей как следует разобраться во всем — вдруг это спасет ее от Маольмордхи?…

— Но как узнать, что со мной произошло на самом деле? — спросила она после долгого молчания.

Фелим молча погладил ее по темным густым волосам, улыбнулся и встал у выхода из сада, ожидая, что девочка последует за ним. Разговор окончен…

Алеа вздохнула и, не глядя на Фелима, вошла в главное здание Сай-Мины. Она поднялась по лестнице и закрылась в своей комнате. До самого вечера девочка ни о чем другом думать не могла. Когда Мьолльн предложил сыграть партию в фидчел, она сказала, что очень устала и хочет спать, но глаз не сомкнула. На рассвете слова друида все еще звучали у нее в ушах.

Алеа в одиночестве спустилась во двор замка. Мьолльна там не было, и она устроилась на той же скамейке, где сидела накануне, чтобы снова смотреть, как бьются на мечах Галиад и его сын Эрван.

Девочка все время думала о своем разговоре с Фелимом и о том, что из него следует. Взгляд ее блуждал в пустоте, звон оружия затихал. Алеа погрузилась в свои мысли и забыла об окружающем мире. Она хотела заглянуть в собственную душу, решив больше не обманывать себя и попытаться найти ответы на терзавшие ее вопросы. Кем она стала, изменилась ли, действительно ли Илвайн что-то ей передал? Она попыталась вернуть странное ощущение, овладевшее ею, когда она кричала на Альмара и когда герилим пытался ее найти. Она старалась ни о чем не думать. Главное сейчас — ощущение. Нужно почувствовать свою душу, услышать не что за звуком собственного учащенного дыхания. Она старалась, но слышала лишь, как бьется ее сердце. Алеа попробовала пробраться еще дальше, остановить этот стук, разорвать темную пелену, застившую внутреннее зрение, и там — на мгновение, на короткую секунду — увидела огонек пламени. Этот огонек трепетал где-то очень далеко, в полной темноте. Алеа ни в чем не была уверена — слишком уж все неуловимо, неясно, расплывчато. Она попыталась удержать это видение, приблизиться к свету, но почувствовала, что каждая новая попытка только отдаляет ее от огонька. Нужно попробовать как-то по-другому, она должна научиться укрощать свой разум.