Ведьма из-за моря - Виктория Холт

— Вот, — сказал он. — Она тебе очень идет. Это мой подарок тебе, любовь моя! Это моя благодарность за сына и за то, что я нашел в тебе то, что искал в жене.

Я посмотрела на него. Я была травмирована тем, что произошло в Красной комнате. Он хотел уничтожить призрак, затмить мои фантазии нашей общей памятью. Я думаю, он был прав, когда считал, что некоторое время я не захочу приходить туда, не захочу думать о нас, лежащих на кровати, где умерла Мелани. Как это было на него похоже — таким образом не поддаваться врагу, которым в этом случае была память о Мелани.

— Тебе нравится эта безделушка? — спросил он меня.

— Она великолепна.

Он поцеловал меня с нежностью, которая всегда меня глубоко трогала.

— Ты рада той ночи? Рада, что разбойник увидел тебя в гостинице и решил, что ты должна принадлежать ему?

— Да, рада.

Я взяла его руку и поцеловала ее.

— Я скажу тебе кое-что, — сказал он. — Не было еще ни одной женщины, которая радовала бы меня так, как радуешь ты. Надеюсь, всегда так будет.

Он тихо засмеялся.

— Я состарюсь, — сказала я, — но ведь и ты тоже будешь старым.

— Женщины стареют быстрее.

— Но ты на десять лет старше меня.

— Десять лет — это пустяк… для мужчины! Только женщины должны бороться с возрастим.

— Ты самонадеянный!

— Признаю.

— Тщеславный!

— Правильно.

— Эгоистичный и жестокий!

— Признаю.

— И ты ждешь, чтобы я любила такого человека?

— Жду и требую, — ответил он.

— Как же я могу?

— Я скажу тебе, как. Ты любишь меня, потому что знаешь, что должна любить. Ты знаешь мою натуру: ты только что ее описала. Но знай и то, что я — человек, который поступает по-своему, и если я говорю, что эта женщина должна любить меня, ей не остается ничего другого: она должна любить!

— Ты воображаешь себя Богом, а все другие мужчины ничто рядом с тобой? Ты считаешь, что можешь просто приказать женщине любить тебя и она непременно полюбит?

— Правильно, — сказал он. — Ты ведь начала с того, что возненавидела меня? А теперь ты так жаждешь меня, как я тебя. Разве это не доказательство?

Я улыбнулась ему через стол. В ту ночь я была счастлива. Только под утро я вновь подумала о Мелани и удивилась: вначале, когда они только поженились, ужинала ли она с ним в той комнате и говорил ли он ей о любви? Или только когда она не смогла дать ему того, что он хотел, в нем стало расти презрение к ней? И в голову мне закралась беспокойная мысль: «Что если ты перестанешь нравиться ему?»

* * *

Наступило Рождество. Маленькому Коннеллу было четыре месяца, он был здоров, крепок и, как сказала Дженнет, делал все, что полагалось мальчику: показывал свой характер, проявлял интерес, толстел и здоровел. Я не позволяла его пеленать, и Колум согласился со мной. Если бы он не согласился, я готова была бороться с ним по этому вопросу. Я не могла даже подумать о том, что мой ребенок будет неделями лежать, замотанный в пеленки.

— Я хочу, чтобы у него выросли длинные ножки, чтобы он был таким же высоким, как отец, — сказала я.

Мы любили смотреть, как он дрыгал ножками, которые у него были стройные, как сосенки.

Рождество мы отпраздновали следующим образом: матушка и отец приехали к нам, а с ними и Дамаск, и Пени, и Ромелия. Эдвина не приехала, потому что се сын был только на несколько месяцев старше нашего и он был слишком мал для путешествия, поэтому она и Карлос остались в Труинде. Жако гостил в семье своей нареченной в Плимуте, но он приехал со всеми, чтобы повидаться с Дженнет, остался на ночь, а потом вернулся в Плимут.

Я с удовольствием украшала большой зал остролистом и плющом и отдавала приказания на кухне. Для отца были приготовлены специальные пироги: в пирожные и пудинги были положены монеты, каждая со своим значением, и, конечно, серебряный пенни, который должен найти Король.

Радость видеть родителей была велика. Отец настоял, чтобы ему немедленно показали внука, и принес ему вырезанный из дерева корабль, копию одного из его кораблей — «Торжествующий лев». Я засмеялся и сказал ему, что Коннелл еще слишком мал для таких игрушек, а отец ответил, что настоящие мальчики никогда не бывают слишком малы для кораблей.

Я была глубоко тронута, когда увидела отца у колыбели Коннелла. Он протянул к мальчику свою большую руку, тот потянулся и схватил его за мизинец. Я редко видела отца таким взволнованным. Думаю, что в глазах его были слезы. Вдруг он выпрямился и сказал мне:

— Итак, моя девочка Линнет имеет своего собственного сына. Благослови тебя Господь, девочка! Ты сделала меня счастливым.

Позднее, когда мы ехали рядом, как и раньше, когда я была дома, и между нами установилось понимание, он сказал мне:

— Я провел годы, ругая судьбу, которая отказала мне в законном сыне. Когда ты родилась, я проклял Бога за то, что ты девочка. Теперь я вижу, что был не прав. Со временем я узнал, что ты так же хороша, как любой мальчик, — и ты это доказала. А теперь ты дала мне внука.

Я сказала, что тоже счастлива, потом добавила:

— Я должна следить, чтобы сына не избаловали. Его отец не надышится на него, как и ты. Когда он вырастет, он не должен думать, что стоит ему улыбнуться и весь мир будет у его ног.

— Не бойся, этот мальчик пойдет по стопам своего деда. Я позабочусь об этом, он будет моряком. У него особый взгляд.

Я засмеялась, но отец был серьезен.

— Я рад, — сказал он. — Муж твой — настоящий мужчина. Мне никогда не нравился Фенимор Лэндор — щеголь.

— Ты несправедлив к нему, он храбрый, хороший моряк.

— Нет, — сказал отец, — ты можешь представить его меряющим шагами палубу, с кровью, капающей с его абордажной сабли? «Красавчик!» А ты имеешь настоящего мужчину, и я горжусь тобой.

Да, нет сомнения, что отцу нравился мой муж. Они ездили вместе верхом и много говорили. Матушка тоже казалась счастливой, и влюбленность Дамаск в Колума продолжалась. Его забавлял свой ребенок, но он почти не замечал Дамаск. Она же, казалось, не обращала на это внимания, раз могла сидеть около него и просто смотреть.

Все было, как в прежние рождественские праздники у нас, в Лайон-корте, я старалась, чтобы все было так же. Все слуги и их семьи пришли в большой зал. Их угостили вином и рождественским пирогом. Они пели рождественские гимны, а потом пришли артисты и показали пантомимы.

Я поговорила с матушкой, когда мы оказались одни, и сообщила ей, что узнала о первом браке Колума.

— Его женой была Мелани Лэндор, — сказала я, — сестра Фенимора! Ты знала?

— Мы узнали это после свадьбы, — сказала матушка. — Что за время это было! Сначала одна тайная церемония, потом другая, и все в такой спешке, но это было необходимо.