Дерево-призрак - Кристина Генри

Журналист надеялся, что в баре он услышит беседы, в которые можно будет ненавязчиво вклиниться. Он не думал, что начало разговора вроде «эй, что вы думаете про мертвых девочек?» принесет хорошие результаты.

А вот если бы они уже беседовали про политику или «Чикаго Кабс» и «Вайт Сокс» (что во многом походит на политические дискуссии), тогда он мог бы как бы невзначай присоединиться и в какой-то момент, когда публика к нему привыкнет, тихонько перевести разговор на трагедию.

Если честно, Райли поразило, что они сами это не обсуждают. Смерть девочек должна была стать самым значительным событием в истории города с момента основания завода по производству чили. Но посетители не просто не говорили про убийство – они не говорили ни о чем. Радио не играло, телевизор, висевший над стойкой, выключен. Никто из гостей ни с кем не общался.

Журналист немного посидел с кружкой пива, выжидая удобную возможность, но ее так и не представилось. Двое из шести посетителей допили свои напитки и ушли, не сказав и слова бармену, который стоял, сложив руки на груди, и смотрел на всех, будто учитель на галдящих школьников.

Примерно через двадцать минут Райли решил, что больше не способен терпеть эту гнетущую атмосферу, допил пиво, поставил кружку на салфетку и вышел из заведения, хлопнув дверью.

«Самый безрадостный бар в моей жизни», – отметил он, пытаясь проморгаться, чтобы глаза привыкли к смене освещения: от влажного полумрака «лаунжа» до палящего солнца на улице.

На Мейн-стрит все жители Смитс Холлоу занимались своими делами: выбирали, что съесть на обед в гастрономе, подбирали болты и гвозди в магазине фурнитуры, вытирали мороженое и сопли с лиц вопящих детей. К разочарованию Райли все они вели себя абсолютно нормально – ни намека на страх, подозрительность или какой-то скандал.

«Будто никого и не убивали», – подумал Райли.

Он двинулся в сторону зала игровых автоматов, когда ему в голову пришла мысль, что местные подростки-то уж точно что-то да обсуждают. Дети обожают всякие ужасные события. В этот момент мимо прокатилась патрульная машина полиции Смитс Холлоу.

На пассажирском сиденье сидел коп-латинос, которого Райли приметил раньше. Офицер даже не пытался скрыть своей заинтересованности. Он посмотрел на журналиста так, что у того внутри все сжалось, будто у нашкодившего ребенка.

Райли потряс головой, чтобы отделаться от этого чувства. Он обладал таким же правом находиться в этом унылом городишке, как и любой другой человек. Журналист передумал идти в зал игровых автоматов. Не существует более жалкого и очевидного зрелища, чем взрослый в заведении, полном играющих подростков. Они не пожелают с ним говорить, а коп может решить, что Райли пытается подцепить несовершеннолетнюю девочку или что-то в этом роде. Нет, следует придумать что-то еще.

На другом конце Мейн-стрит стоял трехэтажный кирпичный дом, который выглядел как самое стандартное административное здание. Райли был готов поспорить, что там и находится офис мэра. А мэр не хотел, чтобы кто-то прознал про мертвых девочек. Он старался не поднимать шума, и журналисту это казалось подозрительным.

Райли остановился у своей машины и прихватил блокнот и переносной кассетный магнитофон «Филипс». В крайнем случае, он всегда мог делать заметки стенографией, но журналист терпеть не мог этим заниматься, а при включенном диктофоне было меньше шансов, что мэр ответит ему грубым отказом. Политики ненавидят, когда кому-то удается записать слова, способные вызвать негодование избирателей.

В кирпичном здании помимо прочих офисов госслужб находился городской суд, управление водоснабжения и да, действительно, офис мэра. Люди входили и выходили: кто-то с важным видом направлялся на совещание, груженный бумагами, кто-то шагал со страшно изнуренным выражением лица, из которого следовало, что только сейчас работнику наконец удалось вырваться на обед. Для столь большого здания лобби оказалось крайне тесным: крошечная входная группа с двумя лифтами в стороне и скучающим охранником напротив. Последний попросил Райли расписаться в огромной тетради, не озаботившись, впрочем, взглянуть ни на подпись, ни на цель визита. Журналист вызвал лифт на третий этаж.

Офис градоправителя находился за третьей стеклянной дверью направо и был отмечен скромной табличкой. На ней белыми печатными буквами значилось «МЭР РИЧАРД ТОХИ», а сквозь стекло виднелся пустой стол, где предполагалось место секретарши. Райли догадался об этом, заметив большую официального вида записную книжку с расписанием встреч на одном краю стола и печатную машинку – на другом.

«Отошла на обед, – подумал Райли. – Как удобно».

За столом секретаря находилась распахнутая дверь. Сквозь проем Райли увидел тщедушного мужчину с редеющими каштановыми волосами, который с кем-то беседовал по телефону. Что бы ему ни говорили, он был недоволен, и его тонкие черты лица сложились в раздраженную гримасу.

«Отлично», – подумал Райли. Удастся застать его врасплох да еще и без сторожевой собаки, которая не допустила бы его в святая святых.

Журналист толкнул дверь и нажал кнопку записи на магнитофоне. Он не хотел упустить ни слова.

Мэр не знал, как незнакомцу удалось проскользнуть в его офис. Разве Гарри не должен был выспрашивать у всех, кто входит в здание, кто они и к кому? Какой смысл в охране, если она даже не пытается работать? Тохи запомнил на будущее, что следует пообщаться об этом с Луи Рейнольдсом, начальником службы безопасности. Офис мэра Смитс Холлоу, конечно, должен быть открыт для горожан, но не настолько же.

Ребекка только что вышла купить им обоим по сэндвичу, и ровно в эти пятнадцать минут незнакомец постучался в дверь Тохи, прервав крайне непродуктивную беседу с Ваном Кристи о еще не опознанных девочках.

Мэр сразу заметил кассетный магнитофон – ярко-красная кнопка записи зафиксирована в положении «вкл» – и лишь потом как следует рассмотрел лицо Райли. В глазах Тохи любой человек с диктофоном – уже проблема. По одежде незнакомца можно было предположить, что он банкир или застройщик, но магнитофон говорил об обратном.

Мужчина щеголял начищенными итальянскими туфлями, фланелевыми брюками отличного качества и накрахмаленной голубой рубашкой, которая несмотря на свой явно высокий ценник выдавала, что гость вспотел. Однако Тохи не думал, что это от волнения. Снаружи стояла такая жара, что, как говорят, хоть яичницу на асфальте жарь.

Еще до того, как незнакомец шагнул в помещение, мэр заслышал аромат одеколона. Тохи не нравились мужчины, пользующиеся парфюмом, хотя он и знал, что мало кто его поддержит. По мнению мэра, средствами, пахнущими сильнее, чем лосьон после бритья «Олд Спайс», пользоваться не следовало.

– М-м-м, да, – произнес он в трубку, не желая выдавать незнакомцу личность собеседника. – Слушайте, я могу вам перезвонить? Ко мне пришли.

Кристи, привыкший к тому, что мэра вечно прерывали, буркнул что-то неразборчивое и отключился. Тохи аккуратно повесил трубку и поднялся, застегивая пиджак.