Реинкарнация - Марина Линник

– Итак, миледи, только что мне сообщили, что в Лондоне распространяется эпидемия чумы. Мы все находимся в опасном положении.

– Чумы? Что есть «чума»? – не поняла этого слова королева.

– В Англии мы называем ее «потница». Это опасное заболевание, так как против него нет лекарств. Мои лекари трудятся день и ночь, но пока нет никаких результатов.

– Это опасная болезнь, милорд?

– Разумеется, миледи, – начиная выходить из себя, ответил Генрих. Но, до поры сдержав гнев, пустился в разъяснения: – Согласно дворцовым записям, впервые «потница» в Лондоне появилась в 1486 году. Особенностью этой болезни было то, что молодой здоровый человек мучился только сутки и затем умирал. В разгар эпидемии из ста человек выживало не более трех.

– Это ужасно! – воскликнула Анна, всплеснув руками. – А каковы симптомы этой болезни?

– Озноб, сильный жар, неправильное дыхание, судороги в ногах, постоянное желание пить, да и много других. В течение первых двух часов на коже больного выступает сыпь. Часто после этого человек умирает. Если же больной выдерживает адские муки, то через несколько дней жар спадает, и он выживает.

– Вы так хорошо осведомлены, Ваше Величество, – поклонившись, похвалила его Анна.

– Да, я разбираюсь в медицине, иногда даже даю советы, – смягчился было король, польщенный похвалой, но затем, вновь состроив гримасу презрения, добавил: – Именно поэтому, миледи, я хочу посоветовать вам на какое-то время уехать из столицы в Ричмонд. Так будет безопаснее для вас и спокойнее для меня.

Слова, произнесенные Генрихом, привели Анну в смятение. «Как в Ричмонд, почему в Ричмонд? Неужели опала?»

– Вы… Вы… – еле выговаривая слова, спросила королева, – я в чем-то провинилась перед вами? Вы меня высылаете?

– Я вам СОВЕТУЮ, – сделав акцент на этом слове, закончил разговор Генрих и, резко развернувшись, скрылся за молодой листвой кустарника.

Анна опустилась на подушку, лежавшую на деревянной скамье. Она никак не могла собраться с мыслями. «Что… что происходит? Этого просто не может быть. Неужели Генрих действительно ее ссылает? И что потом?» В таком ошеломленном состоянии застала ее принцесса Мэри.

– Ваше Величество, что случилось? – подбежав к мачехе, начала расспрашивать она. – Вас кто-то обидел? Кто посмел? У вас на глазах слезы!

– Мэри, дорогая, ничего страшного. Это… это какой-то пух или соринка.

– Здесь был король, – ответила за королеву леди Бланк. Она слышала всё.

– Он сказал вам что-то обидное? – не унималась принцесса, не на шутку встревоженная состоянием Анны.

– Нет-нет, – поспешила ответить королева, но, не выдержав, расплакалась.

– Король приказал Ее Величеству отправляться в Ричмонд, – грустно проговорила фрейлина и с сочувствием посмотрела на плачущую Анну. – Он сказал, в городе эпидемия.

– Я все поняла… Кромвеля в Тауэр, а эту шлюху во дворец… – тихим голосом произнесла принцесса Мэри. – Герцог Норфолк сделал свой ход.

– Господина Кромвеля арестовали? Но за что? – подняв заплаканное лицо, осведомилась Анна.

– Его обвинили в государственной измене, миледи, – вздохнув, грустно ответила Мэри. – С одной стороны, я ненавидела советника отца, но с другой стороны – он был единственным человеком в королевстве, способным уничтожить герцога Норфолка. Видимо, последнему удалось переиграть Кромвеля и склонить короля на свою сторону. Явно это произошло не без посторонней помощи.

– Значит, мне действительно неоткуда ждать спасения. Брат далеко, господин советник в Тауэре. Это конец, – горестно сказала Анна.

– Кто знает, может, это только начало, – не глядя на мачеху, задумчиво заметила Мэри. – Следующий шаг за нами…

Мрачный, внушающий ужас простым смертным, Тауэр величественно возвышался на левом берегу Темзы. Его строительство началось еще в конце одиннадцатого века при Вильгельме Завоевателе, воздвигавшем повсеместно оборонительные замки, дабы укрепить свои позиции на покоренных землях. Как бы то ни было, только при Ричарде Львиное Сердце Тауэр приобрел свой грозный и мощный вид. За свою многовековую историю замок исполнял роль резиденции королей, мастерской, где чеканились монеты, обсерватории, хранилища королевских сокровищ, и даже был зоопарком! Однако в середине XVI века Тауэр, выглядевший неприступной крепостью, был не фортификационным сооружением, а зловещей тюрьмой, ужасным местом, где ждали своей участи заключенные и приводились в исполнение смертные приговоры.

В холодном темном подземелье, через толщу стен которого кое-где просачивалась вода, а на проржавевших факелах клочьями висели серые космы паутины, стояла гробовая тишина, только изредка нарушаемая шагами часовых, сменявшихся каждый час, да писком крыс, снующих туда-сюда. Бывший советник короля, Томас Кромвель, сгорбившись, сидел на маленькой скамейке за дубовым, изъеденным жучками столом и писал. На секунду он оторвал взгляд от написанного и поглядел на стоявшую на столе оплавленную свечу, готовую в любой момент погаснуть. Кромвель усмехнулся. «Похожа на мою жизнь, – и она подошла к концу. А сколько я еще не успел сделать и, к сожалению, уже не сделаю. Что станется с моими трудами после моей смерти? Кто станет моим преемником? Да что это я все о себе… Что станет с Англией после меня? Не пойдут ли мои преобразования прахом?» Эти невеселые думы тревожили пятидесятипятилетнего человека, который за несколько дней, проведенных в мрачной темнице, превратился в старика. Щеки посерели и ввалились, а покрасневшие глаза были обведены черными кругами. Из-за царящих здесь сырости и холода у советника обострилась подагра, не дававшая ему покоя ни днем ни ночью. Чтобы хоть как-то отвлечься от постоянной ноющей боли (хотя физическая боль была не такой мучительной, как душевная) и невыносимой тишины, Кромвель продолжал свои труды, понимая, что скорее всего их уничтожат после его смерти. Но Томас не мог сидеть сложа руки, так как не знал, сколько времени отпущено ему Господом. Он мысленно возвращался к тем дням, когда он вершил судьбы людей, сидя в зале суда. Он вспоминал страх, наполнявший их глаза, когда объявляли приговор. Иногда ему казалось, что он слышит стоны и вздохи осужденных на смерть, их проклятия и мольбы. «Как изменчива судьба: сначала ты бедняк, потом богач, сначала ты правишь миром, решаешь, кому жить, кому умереть, потом порожденный тобою же мир осуждает тебя на смерть». Кромвель еще раз посмотрел на свечу и хотел было продолжить писать, как вдруг услышал в коридоре шаги.

– Кто бы это мог быть? – вслух произнес бывший советник и, опираясь на стол, тяжело поднялся.

Заскрипела обитая железными листами дверь, и в помещение вошел человек, закутанный в черный плащ. На голове у незнакомца была шляпа, тень от которой полностью скрывала лицо. Кромвель прищурился, желая получше рассмотреть вошедшего, но скудный свет догоравшей свечи не давал возможности это сделать. Томас надеялся, что как только незнакомец заговорит, он сможет узнать его по голосу, но тот пока молчал.