Когда-то, давным-давно... - Алан Александр Милн

— Именно поэтому может получиться очень весело. Можно попробовать сделать все, что угодно, и неважно, если из этого ничего не выйдет. Давайте придумаем — просто для забавы, — чем мы могли бы ей отплатить.

— Сегодня мне меньше всего на свете хотелось бы причинять кому-нибудь зло.

— А мы и не причиним ей зла, мы ее разыграем. Будем самыми покорными ее слугами, и пусть она получит все, что захочет.

— Включая принца Удо, — засмеялась Гиацинта.

— Великолепная идея! Мы заставим ее получить Удо. Это, наверное, расстроит вашего отца, но на всех не угодишь. О, я совершенно уверен, что, по крайней мере, мы получим большое удовольствие.

Они тихим шагом пошли по тропинке рука об руку.

— Мне немного страшно выходить из леса, — сказала Гиацинта. — Вдруг что-нибудь случится?

— Что может случиться?

— Я не знаю, но до сих пор вся наша жизнь проходила в лесу. Просто я немного боюсь большого мира.

— Я буду рядом. Гиацинта.

— Будьте рядом всегда, Лионель, — прошептала она, и они пошли дальше.

Если слуги и удивились появлению Лионеля, никто и виду не подал. В конце концов, это тоже входит в обязанности хорошей прислуги.

— Наш гость принц Лионель! — объявила Гиацинта. — Приготовьте для него комнату и завтрак для нас обоих.

И если в те времена в людской обсуждались подобные вещи (а они наверняка обсуждались), то, без сомнения, все говорили друг другу, что наконец-то принцесса, благослови Господь ее хорошенькое личико, нашла свою судьбу — обратите внимание, как они глядят друг на друга! Но Роджер об этом не пишет — он делает вид, что не может позволить себе снизойти до сплетен низших сословий.

Когда они поднимались по широкой лестнице, Лионель сказал:

— Я не принц, вы же знаете. Не говорите потом, что я вас обманывал.

— Вы мой принц! — гордо заявила Гиацинта.

— Дорогая, сегодня я король, а вы моя королева, но это только в нашей особой стране для двоих.

Гиацинта ответила ему благодарным и радостным взглядом.

— Если это так вас беспокоит, я попрошу отца, и он сделает вас настоящим принцем хоть завтра.

— Вы так думаете? Я в этом совсем не уверен. Он же еще не знает, какой подарок мы готовим графине.

Теперь самое время вернуться к Бельвейн. Мы слишком давно с ней не виделись, по крайней мере, гораздо больше, чем Удо, который в очередной раз рассказывал ей необыкновенно скучную историю о своем поединке с драконом (пребывавшим, по всей видимости, в состоянии старческого слабоумия). Графиня внимала ему с неподдельным интересом, который мог показаться преувеличенным кому угодно, даже самому рассказчику.

— И потом, — говорил Удо, — я быстро отпрыгнул вправо, вращая меч над головой… Нет, подождите минутку… Я быстро отпрыгнул влево — да, я сейчас точно помню, что влево, — и, вращая…

Он замолчал, обратив внимание на выражение лица слушательницы: она смотрела вдаль, на что-то за его спиной.

— Боже мой, что это? — Она медленно поднялась со скамьи.

Не успел Удо расстаться со своим драконом, как принцесса и Лионель оказались рядом.

— А-а, графиня, — любезно и непринужденно проговорила Гиацинта, — я так и думала, что мы найдем здесь вас обоих. Позвольте мне представить вам герцога Лионеля. Лионель, это графиня Бельвейн — моя добрая и верная подруга. С принцем Удо вы, конечно, знакомы. Его королевское высочество и графиня… впрочем, об этом уже все знают…

Лионель учтиво поклонился пораженной Бельвейн.

— Ваш покорный слуга, — сказал он. — Не можете вообразить, как я был счастлив услышать эту новость. Удо — мой самый близкий друг. — Он слегка похлопал по спине ошарашенного принца. — Правда же, Удо? Я уверен, графиня, что вы сделали во всех отношениях достойный выбор. — Он снова поклонился и повернулся к принцу. — Ну, Удо, ты великолепно выглядишь — не то что в прошлый раз. Графиня, мы в последний раз виделись… да, когда же это было?.. А-а, как раз накануне прибытия принца в Евралию. Воистину, настоящая любовь творит чудеса!

Мне кажется, одним из самых примечательных достоинств графини было умение хранить молчание, если она не знала точно, что следует сказать. Поэтому она ничего не говорила до тех пор, пока все как следует не обдумала: кто такой Лионель, что он здесь делает и даже… не является ли брак с Удо лучшим, на что она может рассчитывать в настоящее время?

В отличие от нее Удо сразу же начал сбивчиво оправдываться.

— Мы не совсем, принцесса… Я имею в виду… Я не знал, принцесса, что вы… Что ты здесь делаешь, Лионель? Как ты здесь оказался?

— Мы ему скажем? — с улыбкой обратился Лионель к Гиацинте.

Гиацинта кивнула.

— Я приехал, — сказал Лионель. — Тайно.

— Но я не знал, что вы…

— Мы поняли, что на самом деле знаем друг друга уже очень давно, — вмешалась Гиацинта.

— И, получив известие, что здесь намечается свадьба, — подхватил Лионель, — я сразу же…

Бельвейн приняла решение. Совершенно очевидно, что Лионель — это не принц Удо. Если он останется в Евралии как доверенное лицо — а она догадывалась, что гораздо больше, нежели доверенное лицо, — принцессы, то ей при дворе делать нечего. Что касается короля, то еще неизвестно, когда он вернется и на что она может надеяться. Чувства — вещь ненадежная. А стать королевой Арабии — тоже не последнее дело.

— Мы не хотели пока об этом объявлять, — застенчиво проговорила она, — но вы разгадали нашу тайну, ваше высочество. — Она потупила взор и, нащупывая руку не проявлявшего особого рвения возлюбленного, продолжала: — Удо и я, — тут ей попалась чья-то рука, но оказалось, что она принадлежит Лионелю. Тогда графиня твердо взяла Удо за руку и уже без всяких церемоний закончила: — Удо и я — мы любим друг друга.

— Удо, скажи же что-нибудь, — подсказал Лионель.

— Ээ… да, — выдавил из себя Удо, надеясь, что сумеет как-нибудь выкрутиться позже. Каковы бы ни были его чувства к графине, он отнюдь не собирался ввергаться в пучину брака.

— О, я так рада, — весело сказала Гиацинта. — Я чувствовала, что это должно случиться, потому что в последние дни вы почти не разлучались. Мы с Виггз часто об этом говорили.

«Что произошло с принцессой? — подумала Бельвейн. — Она больше не ребенок, она стала взрослой».

— Удо просто удержу не знает в таких делах, — охотно поддержал разговор Лионель. — Удо — самый пылкий из влюбленных.

Гиацинта продолжала:

— Отец будет в восторге. Вам, конечно, известно, что его величество прибывает завтра вместе со всей армией.

Графиня не вскрикнула и не упала в обморок. Она не попросила ни воды, ни нюхательных солей. Она не дрогнув приняла то, что, быть может, было самым большим ударом в ее жизни.