Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов

Долго ли, коротко ли, мы наконец доехали. Любезный Олег Александрович нашел необходимым упредить порыв галантности с моей стороны и сам понес тяжелые сумки Е. В. Ковалевой. Благодарная, она прощалась около калитки с нами, пожимала нам руки, показалось ли мое рукопожатие незабываемым ей, я не знаю — вряд ли — в силу резкости перепада ее настроения.

— Смотрите, — обнаружил Олег Александрович. — А ведь здесь замок!

— Ушла в магазин, должно быть, — простодушно ответила Е. В. Ковалева. Мы выжидательно молчали.

Елена Викторовна вдруг встрепенулась.

— Ничего, ничего, я подожду. Спасибо вам огромное. До свидания.

— Никаких «досвиданий»! — громко и решительно выступил я. — Я никуда не уеду отсюда, пока не разберусь в данной обстановке!

Неподалеку двое рабочих — наши ребята — копали канаву.

— Земляки, — обратился я к землекопам, — вы не знаете, куда и когда удалилась хозяйка?

— Два дня, как уехала. Или три, — ответил один, сознательно демонстрируя мнимую небрежность памяти, обусловленную требованиями правдоподобия.

— Так все-таки два или три?

— Три!

— И куда же?

— В Болгарию, кажется, — сказал другой, — отдыхать по путевке, кажется.

Больно было смотреть на растерявшуюся Е. В. Ковалеву.

— Зачем, — лепетала она, — зачем ей Болгария, когда Крым?.. Она ведь из дома почти не выходит!.. И потом ведь я телеграмму давала… пять дней назад!.. Она бы ответила…

— Значит, не дошла, — произнес я горькую правду.

— Почему не дошла?

— Елена Викторовна, дорогая, вы разве не знаете, как работает наша почта?

— И телеграф, — добавил от себя Олег Александрович.

Землекопы невесело и почти беззвучно смеялись. Это был не смех радости, но смех печали.

— Почта… телеграф… — повторяли они, сочувствуя и соболезнуя.

Вышла на улицу не предусмотренная сценарием теткина соседка, женщина на вид пятидесяти пяти лет, среднего роста, полная, круглолицая, без особых примет. Невольно нам подыгрывая, она сообщила некоторые подробности. Мы узнали, как по-детски непосредственно радовалась тронутая вниманием своего профсоюза тетка Е. В. Ковалевой, ведь путевку она получила как ветеран клубного движения.

— Пусть за границей отдохнет. Хоть раз в жизни, — сказала соседка.

— Как же мне быть? — едва не плача, спросила Е. В. Ковалева.

— Придется отвезти вас в гостиницу, — сказал я.

— Зачем тебе гостиница? — воскликнула на сей раз явно не к месту теткина соседка. — Сними угол у кого хошь! Дешевле будет!

— Там, наверное, и мест нет, — пошла было на поводу у нее моя будущая партнерша.

Я был вынужден раскрыть козыри прежде, чем предусматривалось планом:

— Вас не должно все это смущать, Елена Викторовна. Я вас оформлю. Как участницу конференции. Номера забронированы с запасом.

— Да хоть у меня угол сними, — не унималась теткина соседка, совершенно не понимая значения произнесенных мною слов. — Я больше рубля не беру. Зачем гостиница? С ума сошла!

— Ни в коем случае, Елена Викторовна, — тихо произнес Олег Александрович. — Имейте благоразумие. Чужой человек — опасно!

— Не беспокойтесь, все будет хорошо, — сказал я ласково. — Вас… Вас, Елена Викторовна, мы в беде никогда не оставим.

Она еще сомневалась.

— Идемте, идемте, — я повел Е. В. Ковалеву к машине, прочь от соседки.

И тут мы увидели почтальона. На его почти театральное появление именно в этот момент рассчитывать не приходилось, но раз он в самом деле нес телеграмму, было бы странно не воспользоваться ситуацией: напрасно почтальон уверял нас, что телеграмма пришла только что, двадцать минут назад, — мы заставили его выслушать все, что думаем о нашей почте и телеграфе.

Надеюсь, мне простится эта невинная шалость.

Если я и позволил себе тогда мелкотравчатость, то начисто свободную от прагматического содержания. При других обстоятельствах я допускал и более конструктивную критику различных государственных и общественных институтов тех лет. Говорю это для того, чтобы не думали о нас, как о ком-то, кто молчит в тряпочку. Но вернемся к Е. В. Ковалевой.

В тот день ее ждало еще одно испытание — жестокое и тяжелое, но в смысле закрепления моего престижа крайне необходимое. Ей предстояло перенести новый, еще более сильный стресс. Уже в холле гостиницы, возле окошечка администратора, обнаружилось — причем для Е. В. Ковалевой абсолютно неожиданно, — что деньги ее и документы, а также фотография покойного мужа бесследно пропали. «Наверное, в аэропорту…» — только и могла сказать убитая горем Елена Викторовна, бессмысленно вглядываясь в пустую сумочку. «Что ж, беда одна не приходит», — сказал я, смягчая драматизм ситуации в меру оптимистической улыбкой.

Конечно, я устроил ее без документов. А потом сам отвел в ближайшее отделение милиции, где своими устами продиктовал заявление. Кроме того, на выходе из участка я клятвенно пообещал Елене Викторовне заставить милицию найти воров незамедлительно.

Стоит ли удивляться, что уже к вечеру все было «найдено».

Все, кроме фотографии покойного мужа.

Я в номере Е. В. Ковалевой. — Путеводитель по Ялте. — Между обедом и ужином. — Глядя на море. — Мой союзник Адам Мицкевич. — Сластолюбивая Каролина. — Я возгораюсь. — Подвожу первый итог

Утром я принес Елене Викторовне кипятильник. Жаль, если это емкое русское слово при переводе на другие языки утратит хотя бы толику своего истинного значения. Вещь эта в гостиничном быту совершенно незаменимая. Объясняю специально для западного читателя: в то время кипятильники были у нас в так называемом дефиците, то есть их приобретение через торговую сеть сопрягалось для обычного покупателя с определенными трудностями.

Увидев кипятильник, Е. В. Ковалева, кипятильником не обладавшая, несказанно обрадовалась.

Она уже приняла душ и даже была одета, несмотря на столь ранний час, и я не погрешу против истины, если скажу, что по сравнению с тем, что было вчера, сегодня было все по-другому. Ибо сон исцеляет, особенно крепкий.

В общем, опуская детали, она, справедливо сказать, в целом похорошела.

Платье на ней было бежевое. Приталенное.

Так вот, увидев кипятильник, Елена Викторовна воскликнула:

— Слушайте! Вы же мой ангел-хранитель!

Мне понравилась приподнятость ее настроения.

Я не упустил момента опустить отчество:

— Елена! — произнес я как можно ласковее. — Елена… Вы правы, я ангел! Пожалуйста! Не лишайте меня возможности и впредь оставаться таким — вашим ангелом, вашим хранителем!