Жизнь в эпоху перемен. Книга первая - Станислав Владимирович Далецкий

и он, тихо выскочив из кустов, кинулся в лес не разбирая дороги и сохраняя в памяти всю наготу девушки.

Обнаженное женское тело он увидел впервые в своей жизни, и оно манило его, как мотылька манит свет лампы, зажженной вечером на веранде и мотылек подлетает к лампе и, обжигаясь, падает рядом серым недвижимым комочком.

Подбежав к дому, Ваня присел на лавочку у ворот и чуть отдышавшись, увидел Дашу, возвращавшуюся с реки. Волосы девушки были завязаны узлом и скрыты под косынкой, а ситцевое платьишко плотно прилипло к мокрому телу, рельефно очерчивая все формы ее тела, которые недавно Ваня видел наяву. При виде девушки, сладкий спазм возник у юноши в паху, его плоть восстала и он, покраснев от смущения, проводил девушку долгим взглядом вслед. Даша прошла мимо, не оборачиваясь, дошла до своего дома и лишь там, обернулась и, помахав Ване рукой, скрылась во дворе.

Весь вечер Ваня ходил как потерянный, вспоминая наготу девушки и всякий раз испытывая прилив ранее неведомого ему желания. После ужина он пошел в свою комнату, полистал книгу, отбросил ее и, улегшись в кровать, снова и снова видел перед глазами изящную наготу девичьего тела. Он представлял себе, что Даша здесь рядом, и он прикасается к ней, обнимает за талию, скользит рукой вниз к бедру и вот уже наглаживает пушок девичьего лона.

От этих мыслей, его юношеская плоть восстала вновь, мучительная сладость возникла в паху, ударила в голову и содрогнувшись в неведомом желании его плоть толчками извергла из него семя омочив простыню. Юноша замер в опустошении, впервые в жизни испытав приступ мужского желания, которое вдруг удовлетворилось само собой от одних лишь мыслей и мечтаний о близости с женщиной.

Ване стало стыдно за случившееся, и он носовым платком старательно затер пятна на простыне, чтобы Фрося не дай бог случайно, не увидела на простыне результаты его мечтаний о девушках.

Через неделю Ваня познакомился с Дашей, когда она снова пошла на речку. Ваня, как бы случайно, тоже пошел к реке по той же тропинке, и Даша первой заговорила с ним. Ваня по юношеской неопытности еще не знал, что мужчина выбирает ту женщину, которая его уже выбрала и своим поведением облегчает первое знакомство и последующие отношения – если после знакомства ее мнение не изменилось.

– Куда это вы, Ваня, направились, – уж не купаться ли со мной задумали, так я с вами купаться не буду: на мне лишь одно платье, мочить его я не желаю, а нагишом взрослые люди вместе не купаются, – засмеялась девушка.

– Откуда вы знаете, Даша, как меня зовут, – изобразил удивление Ваня, сразу же приблизившись к девушке, чтобы продолжить путь вместе.

– Да вас Иван Петрович, может только слепой Степан, что живет у церкви, не знает, – ведь, вы сынок нашего соседа Петра Фроловича, бывшего барина. Вы тоже знаете, как меня зовут, и я этому не удивляюсь: на селе почти каждый всех сельчан знает в лицо, а уж приезжих из города бабы обсуждают у колодца каждый день. Я поначалу не признала вас, в прошлом году вы приезжали совсем мальчиком, а сейчас парень – хоть завтра женить можно.

– А вы, Даша, и вовсе превратились в лебедушку из серой уточки и мне ни за что вас не признать, если бы тётя Фрося не указала, что вы и есть та девчонка, что прошлым летом бегала мимо нашего дома на речку, где и купалась голышом: я не видел, но ребята говорили, – добавил Ваня, увидев, что девушка зарделась от стыда, думая, что Ваня подглядывал за ней в прошлом году. Она покраснела бы еще больше, если бы узнала, что совсем недавно, и он видел ее прелестную наготу уже не девочки, а почти взрослой девушки.

За разговором они подошли к речке, но купаться не стали, а лишь посидели на берегу. Ваня стал рассказывать о своей жизни в городе, об учебе в училище и о друзьях, а Даша внимательно слушала его, интересуясь подробностями городской жизни и вздыхая, что здесь на селе жизнь довольно скучная, и если бы не постоянная работа по дому, то кроме посиделок молодежи за околицей – других развлечений и нет. А на посиделки она будет ходить лишь с осени, когда ей будет шестнадцать лет.

Ване осенью тоже должно было исполниться шестнадцать: они оказались ровесниками, но в мыслях и поступках Даша была уже взрослой девушкой, а Ваня оставался отроком, хотя и заканчивал через год полный курс училища. Даше учиться довелось лишь два года в земской школе села у учителя, который учил когда-то и Ваню, потом Даше исполнилось тринадцать лет, и дальше учиться вместе с мальчиками было уже нельзя – такие правила на селе. Но крестьянская сметливость и женская интуиция восполняли девушке недостаток образования, и общаться с ней было Ване легко и интересно, не говоря уже о сильном влечении, этих молодых людей друг к другу, повинуясь природе.

Они встречались под вечер на берегу речки, садились рядом и рассказывали о том, как прошел день или о каком-нибудь случае из их коротких ещё жизней. Больше говорил Ваня, а девушка внимательно слушала, иногда прося пояснений или высказывая свое мнение, но ненавязчиво, чтобы не обидеть Ваню. Сидя рядом, с девушкой, Ваня как бы ненароком и случайно касался рукою ее плеча, а помогая встать, обнимал Дашу за талию, и вся кровь приливала ему к лицу, когда он ощущал под руками нежное и податливое тело девушки.

Даша, чувствуя желание юноши, отстранялась не сразу, давая ему возможность дольше прикасаться к ней. Однажды, как бы нечаянно, Ваня прикоснулся ладонью к груди девушки и, не встретив отпора, сжал грудь в своей руке, ощущая нежную и тонкую упругость этой запретной части девичьего тела. Даша тогда резко отстранилась от Вани, вспыхнула лицом и тихим голосом попросила не делать этого больше.

– Я знаю, что тебе не пара и нам никогда не быть вместе. Ты барин и скоро уедешь учиться дальше, а мне оставаться здесь жить навсегда. Если я уступлю тебе сейчас – это будет радость для нас обоих, но ты уедешь, а я останусь здесь порченной – так называют у нас девушек, которые побаловались с парнями: их никто потом не берет замуж, а часто и родители выгоняют из дома. Будем просто друзьями, можешь иногда обнять меня – это так приятно, находиться в объятиях юноши, который нравится – но больше никаких вольностей: я себя буду блюсти для будущего мужа.