Последний бой - Олеся Шеллина

закончить эту войну полюбовно, ведь Елизавете по сути было на Саксонию наплевать.

— Мне пришли вести от наших друзей из Ганновера, — Фридрих остановился, глядя перед собой. — Вполне возможно, что скоро нам предстоит договариваться. И я хочу знать, с кем именно я или мои послы должны говорить, чтобы эти слова дошли до назначения. Сейчас же я ощущаю себя бредущим впотьмах. Что слышно от Австриячки?

— Мария Терезия готовит армию к походу. Похоже, что она собирается оказать помощь своей царственной сестре, как и было прописано в заключенном когда-то договоре.

— По этому договору они должны друг другу помогать только в случае нападения на их территории, — Фридрих, как только проговорил последнюю фразу, сразу же понял, что он сказал. — Молчите, Ганс, — он поднял руку. — Я прекрасно знаю, что Елизавета считает Саксонию своей, потому что она была передана ее племяннику в качестве приданного принцессы Марии. Так, я хочу поговорить с этим Шиманским. Он же наверняка присутствовал при проходе Ласси через территорию Речи Посполитой. Где он?

— Пана Шиманского с его людьми и оставшейся частью обоза разместили посреди лагеря, под наблюдением наших бравых солдат. Поляки никогда не казались мне слишком надежными союзниками, и я принял решение не оставлять ни их самих, ни их обоз без должного наблюдения, — осторожно добавил Винтерфельдт, который не знал, как отреагирует на его слова король, пребывающий в последнее время не в духе. Фридриха явно что-то тяготило, и он срывался даже на верных ему офицерах, за совсем уж несущественные провинности. — Приказать привести сюда пана Шиманского? — Фридрих остановился возле него и некоторое время молчал, а затем задал очередной вопрос.

— Сколько телег в этом обозе?

— Двенадцать, сир, — тут же ответил Винтерфельдт. — Но Шиманский предупредил, что подобные орудия еще в трех. Больше полякам не удалось добыть, чтобы не привлекать излишнего внимания Ласси, который всегда был излишне подозрительным.

— Он же ирландец, что с него взять, — Фридрих скривился, словно раскусил лимон. — А в остальных телегах что?

— Все, что может пригодиться для нужд нашей армии, ваше величество: порох, пули, фузеи. Ласси еще перед выходом по приказу наследника, которому позволили провести некоторые нововведения, оснастил всех солдат фузеями единого образца. И последняя процедура перевооружения проходила где-то под Варшавой, так что наши гости сумели под шумок увести те фузеи, которые уже считались списанными из армии, но все еще вполне пригодными к использованию.

— Хм, — Фридрих задумался. — И для чего это было сделано? Ведь наверняка осталось еще много фузей, вполне пригодных к использованию? Куда больше, чем прибрали к рукам наши польские друзья.

— Его высочество сказал, что это сделано, потому что обеспечить всех бойцов пулями также единого образца будет куда проще и дешевле, чем постоянно путаться в калибрах. И самое главное, солдаты в бою могут не беспокоиться, что какая-то пуля может не подойти и просто не пролезть в ствол. А все старое оружие было реквизировано в пользу Тайной канцелярии и начавшего полную реформу полицейского управления. Там скорость боя не так важна, можно и подобрать, не суетясь, подходящий боезапас. Кстати, название «Полицейское управление» императрице посоветовал наследник, и она его утвердила.

— Об этом я знаю, — Фридрих задумчиво смотрел на гаубицу. Что-то в последнее время не давало ему покоя. Интуиция настойчиво советовала оставить пока Саксонию и вернуться в Берлин. Но он уже так близко подошел к Дрездену... Про то, что в Российской империи идет реформа Тайной канцелярии и полиции ему писали, как послы, так и многочисленные шпионы и просто доброжелатели, обожавшие прусского короля, при дворе Елизаветы. Но реформы эти велись довольно медленно, постепенно, не вызывая переполоха в обществе и не заставляя людей испытывать какие-то жуткие потрясения, что интереса, во всяком случае его интереса, не вызывали. Про перевооружение и введение новой формы он тоже слышал, но счел блажью. Опять же, те же фузеи, они же были не новыми образцами, так что и внимания на такие детали обращать не следовало. И было не слишком понятно, зачем об этом говорит ему сейчас его друг и советник. — Вот что, Ганс. Не стоит приглашать сюда Шиманского. Я, пожалуй, пройдусь по лагерю. Ничто так сильно не призывает к порядку, чем внезапные проверки. Заодно сам осмотрю телеги с подаренным нам вооружением, и поговорю с этим поляком, который уже почти нарвался на пару дуэлей, выводя из себя своей чванливостью моих офицеров.

— Но, ваше величество... — Винтерфельдт попытался остановить Фридриха, но тот уже махнул рукой и направился в самую гущу раскинутого для отдыха лагеря.

Старый, уже кое-где потертый мундир короля, который тот носил во время походов с каким-то нездоровым упрямством, настолько резко выделялся среди мундиров генералов, не отличавшихся аскетизмом, что обращал на себя внимание. Солдаты сразу же узнавали своего короля и вскакивали, стараясь таким образом выказывать свое почтение. На самом деле Фридрих частенько проделывал подобные маневры, инспектируя свои войска, не сообщая предварительно о проверках, да и во время марша его вызывающе выглядящий старый мундир мог появиться в любой части лагеря совершенно неожиданно. В этом король был прав, постоянное ожидание проверки заставляло подчиненных пребывать в рабочем напряжении, не давая никому расслабляться.

Фридрих не шел к польскому обозу целенаправленно. Он часто останавливался, обращался к солдатам, многих из которых помнил по именам. Заодно осматривал лагерь, отмечая мелкие недочеты и делая зарубки в памяти, чтобы позже попытаться эти недочеты исправить.

До телег, стоящих полукругом в самом центре лагеря оставалось пройти еще с четверть мили, когда раздался мощнейший взрыв. Телеги подпрыгнули, разбрасывая вокруг себя летящую во все стороны шрапнель. Вокруг быстро распространялось вырвавшееся на свободу пламя разгорающегося пожара. Крики, ржание коней потонули в очередном грохоте. Хоть Фридрих и находился довольно далеко от эпицентра, волна, покатившаяся по земле, сбила его с ног, а резкие, бьющие по ушам звуки на мгновение оглушили, не удержавшегося на ногах короля. К нему тут же бросились генералы, и уже через мгновение Винтерфельдт поднимал его, пытаясь отряхнуть с мундира грязь. Фридрих отмахнулся от него, с ужасом глядя на то, как весьма существенная часть его армии просто прекратила свое существование, даже не вступив в честный бой.

Вокруг уже вовсю суетились прибежавшие к месту трагедии другие полки, пытающиеся помочь раненным и найти выживших, а Фридрих все еще стоял, глядя в одну точку немигающим взглядом. Наконец, встряхнув