Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина

— Я устал, — пожаловался Билли, когда Константин Сергеевич наконец покинул комнату допросов.

— Я тоже, — призналась Амалия. — Но кое-что нам удалось узнать. Мы опросили пять свидетелей, не считая горничной, и по меньшей мере двое из них сказали нам неправду.

Билли насупился.

— Честно говоря, — проворчал он, — я ничего не заметил.

— Конечно, ведь ты не настолько хорошо понимаешь русский, чтобы понимать все нюансы, — отозвалась Амалия. — Какая жалость, что Глаша не говорит по-французски! Если бы мы точно знали, что именно Беренделли предсказал гостям, у нас было бы куда меньше хлопот.

— Как вы думаете, — спросил Билли, — адвокат сказал нам правду? Ну, про того парня в очках. Теперь и я вспомнил, что итальянец действительно что-то говорил про его будущее. Кроме того, он ходил за нотами для… для той мисс.

— Что? — сердито спросила Амалия.

— Он выходил за нотами еще до того, как она начала петь, — напомнил Билли. — Так что вообще-то он мог убить гадателя. Конечно, — поспешно добавил американец, — верить адвокату — последнее дело, но…

Он не закончил фразу, потому что Амалия звонко рассмеялась.

— Что такое? — спросил Билли, исподлобья глядя на молодую женщину в изумрудном платье.

— Ох братец, братец, — предостерегающе погрозила ему пальцем Амалия.

— Когда идет расследование преступления, я никому не верю. С Дмитрием Павловичем мы, конечно, побеседуем, но потом, попозже. Сейчас меня интересует, что расскажет жена тайного советника…

Евдокия Сергеевна не заставила себя ждать. Она уселась напротив Амалии и сразу же обрушила на нее поток вопросов. Госпожа баронесса уже знает, кто совершил убийство? У нее есть подозреваемые? Она любит читать Габорио? Какого она мнения о Шкляревском? Может быть, ее, баронессы, отец был судебным следователем?

— И вообще, я думаю, что убийство совершил доктор! — победно закончила женщина, раскрывая веер.

Билли поглядел на окно и тяжело вздохнул, словно сожалея о том, что не может выбросить в него назойливо болтливую свидетельницу.

— Венедикт Людовикович? — переспросила Амалия. — Что заставляет вас так думать, сударыня?

— Все доктора — убийцы! — безапелляционно заявила супруга тайного советника. — Все!

— Боюсь, покойный Беренделли не был пациентом господина де Молине, — весьма иронически промолвила Амалия. — Кстати о Беренделли: вы же спрашивали у него о своем будущем? Что именно он вам предсказал?

— Глупости, сплошь глупости! Сущий вздор! — надменно произнесла Евдокия Сергеевна, как бы закрывая тему. Но не смогла удерживаться и тут же все выложила: — Представьте, он сказал, что у меня будет сын! У меня! Нелепость, просто нелепость! C’est inoui![29]Он просто издевался надо мной! Как будто знал, что моим всегдашним желанием было иметь детей… Но бог их не дал, к несчастью.

Амалия кротко предположила, что маэстро Беренделли не так прочел знаки всемогущей судьбы, которые она оставляет на наших ладонях. В конце концов, человеку свойственно ошибаться, и теперь, когда маэстро убит, было бы грешно сердиться на него за оплошность.

— Скажите, — спросила затем баронесса Корф, — вы хорошо знаете Анну Владимировну?

Евдокия Сергеевна торжественно поклялась, что они всегда были лучшими подругами, и с любопытством уставилась на Амалию. «Неужели баронесса подозревает эту недалекую особу?» — было написано на лице почтенной советницы.

— А правда, что Анна Владимировна хотела, чтобы ее сын женился на своей кузине? — продолжала Амалия.

Евдокия Сергеевна подтвердила, что именно так. В душе она ликовала. Наконец-то разговор с малоприятной темы убийства свернул на более привычную дорожку сплетен. Госпожа Лакунина не сомневалась, что Амалия просто собирает сведения о той, которая возымела весьма предосудительное, с точки зрения баронессы, желание стать второй женой господина Корфа.

— Однако генерал Мезенцев был против, — притворно вздохнула Евдокия Сергеевна. — Он сказал, что браки между близкими родственниками — чушь и блажь. На самом деле, конечно, он счел, что Анна Владимировна… — Тут тайная советница «повесила» многозначительную паузу.

— Что Анна Владимировна? — с любопытством, подыгрывая собеседнице, спросила Амалия. Неутомимость сплетников, их ненасытность всегда поражали ее.

— Да просто это мезальянс, — объявила Евдокия Сергеевна. — Анна Владимировна, конечно, душечка, но она же была круглой сиротой. Ее отец умер еще до ее рождения, а мать — когда она была совсем маленькой. Аннушка воспитывалась у тетки, которая и устроила ее брак с Павлом Петровичем. Конечно, Аннушка — прекрасная хозяйка, заботливая, внимательная, но ее воспитание… оно, знаете ли, оставляет желать лучшего. Так что нельзя осуждать генерала Мезенцева, что он пожелал для своей дочери более блестящую партию.

— Действительно, — покладисто согласилась Амалия. — А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось услышать историю, которая произошла в ведомстве вашего мужа. Кажется, там был замешан некто Васильчиков.

Когда Евдокия Сергеевна вернулась в большую гостиную, даже платье ее шелестело с каким-то особенным возмущением.

— Что с тобой, дорогая? — тревожно спросил Иван Андреевич.

Евдокия Сергеевна мрачно поглядела на него и отвернулась.

— Она спрашивала меня о Васильчикове.

Усы тайного советника поникли. Вот ведь чертовщина! Хоть и повысили его, и перевели в столицу, а теперь получается так, что ему все равно вовек не отмыться от той неприятной истории. Видит бог, он никогда не был деспотичным начальником, но почему-то почти все, кто работал с ним, поспешили от него отмежеваться, едва возникла угроза его чести и репутации. Все знали, что он неспособен на то, в чем его обвиняют, и тем не менее никто, ни один человек, кроме Павла Петровича, не посмел поднять голос в его защиту. Иван Андреевич вспомнил Васильчикова, его вызывающую веселость и развязные манеры.

Бог ты мой, в смятении подумал тайный советник, он же был настоящий подлец! Постоянно занимал деньги и никогда не отдавал их, ему ничего не стоило пустить о человеке порочащий слушок и на следующий день заверять его в своей дружбе, но отчего-то сослуживцы его обожали, а Ивана Андреевича еле терпели. Да что там, даже когда Васильчикова официально осудили, многие остались при мнении, что все подстроил Иван Андреевич, подставил его, а сам вышел сухим из воды. Когда же все это наконец кончится? Тайный советник в раздражении развернул газету.

Услышав его тихий стон, Митенька поднял глаза. Иван Андреевич выронил газету и с оцепенелым видом таращился на нее.

— Что случилось, Иван Андреевич? — спросил адвокат, сидевший напротив.