Ярославский мятеж - Андрей Васильченко

Уже после подавления Ярославского восстания красные командиры самого разного уровня пытались понять, что же произошло на самом деле. Версии хотя и разнились, но в них можно было выявить общие моменты. В некоторых случаях ссылались на то, что прилегающие к станции Всполье улицы были фактически непроходимыми для легких броневиков, которые были оснащены колесами с дутыми шинами. На это указывал губернский комиссар финансов Григорий Петровичев. В частности, он сообщал: «Мостовые в прилегающих к станции Всполье улицах были плохие, а в нескольких местах намеренно испорчены белогвардейцами, услышавшими о прибытии к нам броневых автомобилей; почва кругом ввиду дождей превратилась в вязкую грязь. Первая партия броневиков по независящим от нас обстоятельствам использована нами неудачно». Впрочем, сохранились и куда более интересные свидетельства. В частности, обозначалось, что один из легких броневиков застрял в грязи на Никольской улице. Его должна была вытащить и отбуксировать к станции вторая, более тяжелая бронемашина. В тот момент, когда броневики пришли в движение, в них попал снаряд. Выстрел был настолько точным, что снаряд влетел прямо в орудийный каземат. Весь экипаж тяжелой машины был разорван в клочья, а команда легкого броневика была серьезно ранена. Теоретически можно предположить, что удачный выстрел был произведен белыми, однако у повстанцев фактически не было артиллерии. На участке фронта у станции Всполье они предпочитали делать ставку на пулеметы, установленные на крышах домов и звонницах церквей. Между тем факт остается фактом – два «красных» броневика были подорваны. Это было зафиксировано в том числе в «белых» документах. В обзоре боев, который ежедневно готовился при штабе Северной Добровольческой армии, в тот день сообщалось: «17–18 июля 1918 года. Сегодня ночью нам удалось вывезти с передовых один из захваченных броневиков противника. Работы по извлечению двух других машин продолжаются». На следующий день в аналогичном отчете говорилось: «Работы по приведению отбитых у противника броневиков в порядок подвигаются успешно». Сведения о том, что «красные» броневики в ходе боев были захвачены «северными добровольцами», подтверждаются упоминавшимся выше Григорием Петровичевым: «О судьбе их [подбитых броневиков] я точно сейчас сказать не могу: увезен ли один нами, а второй белогвардейцами, или оба нами оставлены на месте до конца мятежа, сейчас точно сказать затрудняюсь, мне кажется правильным первое, белогвардейцы, увезя негодный к употреблению автомобиль, возили по городу и показывали как добытый в горячем бою трофей».

В данном случае важна была не столько судьба бронемашин, сколько причина, по которой они были выведены из строя. Проводилось даже специальное дознание, в ходе которого оказалось, что «красные» броневики были расстреляны своими же собственными «красными» артиллеристами, которые по ошибке приняли машины за «белого» «Добрыню Никитича» и открыли ураганный огонь с броневой платформы, занимавшей позиции близ железнодорожной станции. Когда все выявилось, то военному комиссару Громову пришлось «сознаться»: «Немного упомяну про наши разбитые броневики своей площадкой. Когда прибыли два броневика, я поехал указывать путь и расположение города. Следовали по Рождественской и по Пошехонской улицам. Даже я сам не узнавал улиц, так как они все были завалены сгоревшим кирпичом. Выехали на Цыганскую, где нас сильно обстреляли, но вернулись скоро после этого. Броневики отправились одни. Один застрял, к нему подошел второй на помощь и взял на буксир, но площадка, наблюдая, думала, что подошел броневик белых, рванула и попала броневику, который спасал, и команда в числе одиннадцати человек была убита, а также сильно пострадал броневик. Белые, забрав оба броневика, играли победу, и даже отдали об этом приказ, для поддержания духа среди белой армии».

Уникальность использования броневых платформ и бронепоездов в борьбе с «белыми» броневиками, равно как и для подавления ярославского мятежа, состоит в том, что бронетехника использовалась исключительно в условиях городских боев. В Ярославле не было ни намека на привычную многим «дуэль бронепоездов» в открытой степи, что в первую очередь ассоциируется с боевыми действиями в ходе Гражданской войны.

Оговорив этот важный факт, перейдем теперь к действиям бронепоездов. Первым в Ярославль прибыл бронепоезд № 2 «Победа или смерть». Это произошло на третий день боев между 8 и 9 июля 1918 года. Этот боевой состав был создан рабочими Путиловского завода для того, чтобы отразить в 1917 году наступление на Петроград частей генерала Корнилова. Несколько позже поезд получил свое легендарное название – «Победа или смерть». Перед тем как попасть в Ярославль, бронепоезд активно участвовал в боях на Юге России: под Полтавой, под Екатеринославом, под Лозовой. Затем он был направлен на Дон для борьбы с казачьими частями, где получил серьезные повреждения. После восстановления новый, по сути, бронепоезд направили на подавление Ярославского восстания. На тот момент это была мощная сила. На бронепоезде были установлены 107-миллиметровые орудия. Каждая из двух бронеплощадок С-30, сконструированных и построенных на Сормовском заводе, могла быть самостоятельной боевой единицей. Это обстоятельство было учтено, когда бронепоезд прибыл в Ярославль. Его сразу же разделили на две части. Первая бронеплощадка была установлена на позициях близ Волжского моста, дабы предотвратить его захват белыми, что позволило бы им объединить позиции в Тверицах и в историческом центре города. Вторая вместе с бронепаровозом курсировала по всему железнодорожному полотну, проходившему к западу от города – она не только помогала сохранять контроль над станцией Всполье, но и поддерживала огнем левоэсеровскую дружину, а затем и сводный Московской полк, который пытался выбить белых повстанцев на участке фронта близ фабричных кварталов. По сути, «работа» этого бронепоезда свелась к фразе: «Ведем непрерывную канонаду из орудий, город разрушается». Аналогичным образом звучат воспоминания комиссар Громова: «Третий день… Прибывают броневые площадки. Требуют, где стрелять и куда стрелять. Одну отправляю на 11-ю версту, чтобы до конца довести спасение моста через реку Волгу от взрыва. Вторую площадку ставлю на реке Которосли, не доходя до моста. Вся артиллерия работает, как легкая, так и тяжелая, то есть с площадок – морские дальнобойные орудия. И такая поднялась канонада, что за все время пребывания на фронте в русско-германскую войну я такой канонады не слыхал».

Но в условиях затяжных городских боев даже такая могучая сила, как бронепоезд, не могла сотворить чуда. Отнюдь не случайно командующий фронтом Гузарский рапортовал: «Единственным оплотом наших является московский бронированный поезд № 2, но ему одному не под силу заменить собою и артиллерию и пехоту». При всем при том появление бронепоезда как самостоятельной боевой силы устраивало отнюдь не весь состав ярославских комиссаров. Еще больше их не устраивала «самостоятельность» командира бронепоезда матроса Ремезюка, который, подобно экипажу, являл собой нечто среднее между большевиком, анархистом и левым эсером. В его адрес постоянно раздавались жалобы: «Ремезюк действует сепаратно, а также и его помощники. За то, что им не выдали грузов, находящихся на станции Ярославль, как-то: кожу, обуви и пр., опираясь на то, что они разуты и уезжают с фронта до станции Хожаево, говоря, что броневому поезду на станции Ярославль-Всполье быть опасно и раньше шести часов вечера не прибывает». Сам Ремезюк в накладе не оставался – в ответ он обвинял ярославских большевиков и красноармейцев в исключительной трусости. В разговоре с Москвой «бронематрос» заявлял: «Вчера ночью нами был занят мост через Волгу, в целом обстреляна река Волга, по правую и левую сторону подожжены баржи и дома, откуда бил по нас пулеметный обстрел, пришлось проходить, оставляя пехотную цепь, цепь сзади, благодаря пехотным Командирам, но в результате перешли в наступление после заявления мною, что если не перейдут, то начну расстреливать их начальников, которые сидят в окопах за железной дорогой». В другом разговоре он едва ли не потешался над красноармейцами: «Личное мое убеждение, что все же существующей здесь армией можно сделать очень немногое, что показало мне на опыте; важным пунктом я считаю мост через Волгу. Три раза он мною отбит, но все время для этого нужна пехота. С городом покончить нетрудно, но все же надо поэнергичней здешним начальникам действовать». Или еще: «Каждый день приходится выбивать эти банды, сначала потому, что после артиллерийского обстрела наша пехота наступать и не думает, при энергичном действии всего командного состава можно все ликвидировать за один день. Два раза после артиллерийской подготовки мне под угрозой расстрела начальников пришлось уговорить пойти и занять рвы».