Переворот - Иван Павлович Кудинов

засилия и обмана алтайских инородцев… Вот откуда идет! — многозначительно сказал Анучин и с улыбкой добавил. — Но давайте будем великодушными и не станем винить в сложившейся обстановке полковника Четова, мир праху его… Поищем причины в другом.

— Пусть Бийский совдеп у себя хозяйничает! — выкрикнули опять из зала.

После перерыва Анучин выступил с основным на съезде докладом: «О необходимости объединения земель бывшего государства Ойрат в самостоятельную республику».

— Итак, граждане Горного Алтая, наступил решающий момент, — говорил Анучин твердым, хорошо поставленным голосом, речь его была гладкой, ровной, но не лишенной внутреннего накала. — Сегодня от вашего благоразумия зависит судьба огромного края, ваша судьба, граждане…

Два дня в доме купца Асанова, по улице Казачьей, продолжался учредительный съезд представителей инородческого и крестьянского населения Горного Алтая. Кипели страсти, дебатам, казалось, не будет конца. Однако споры сводились лишь к частностям, по главному же вопросу мнение было единым: Горный Алтай должен отделиться от Бийского уезда.

Было принято постановление: «В силу права на самоопределение народностей, созданного великой русской революцией, съезд признает за благо объединить в республику все земли, входившие некогда в состав государства Ойрат, а именно: русский Алтай, Урянхай, Монгольский Алтай и Джунгарию. Новая республика должна быть составной частью общероссийской Федерации».

Чувствовалась рука Анучина — первейшего сибирского автономиста.

Постановили также: центром Каракорум-Алтайского округа считать временно Улалу, в ближайшее же время начать постройку новой столицы — города Каракорума.

— А почему именно Каракорум? — оживились делегаты. — Разве Улала совсем уже непригодна?

— Улала останется на своем месте, — пояснил Гуркин. — А Каракорум будет стоять на своем. Каракорум — это название древней монгольской столицы, местонахождение которой долгие века оставалось загадкой. Только тридцать лет назад Каракорум был открыт известным сибирским писателем и путешественником Ядринцевым. Как видите, все имеет свой смысл и свои исторические корни.

— А где будет построен алтайский Каракорум?

— Место выбрано — лучше не придумаешь! — ответил Гуркин. — Правый берег Катуни, между селениями Маймой и Манжероком.

— Хорошее место.

На последнем заседании была избрана управа Каракорум-Алтайского округа. Председателем стал Гуркин.

Съезд завершил свою работу под звуки и пение «Марсельезы».

Вечером в улалинской церкви отслужили молебствие и освятили национальное знамя Алтая.

— Ну что ж, Григорий Иванович, начало положено, — сказал Анучин, когда после молебна возвращались они по опустевшей, обезлюдевшей улице к дому управы. — Поздравляю вас от души!..

Гуркин с чувством пожал сухую энергичную ладонь Анучина:

— Спасибо, Василий Иванович, за все, что вы сделали для Алтая! Знаете, как у алтайцев? — душевно проговорил. — Считается, что миром управляют два начала: доброе — Ульгень и злое — Эрлик. Два бога. И обоим приходится поклоняться, обоих задабривать. Но алтайцы поклоняются еще горам и лесам, озерам и рекам, луне и солнцу тоже поклоняются… Может, вам наивным покажется, но я хочу, чтобы в центре герба нашей республики было Солнце. Восходящее солнце свободы, — добавил Гуркин, и единственный глаз его заблестел, словно отразив свет еще невзошедшего, но уже совсем близкого солнца. Гуркин улыбнулся и тихо добавил: — Эскиз герба я уже сделал. Покажу вам сегодня. Может, Василий Иванович, и вы что-нибудь подскажете…

8

Отшумело апрельское водополье, согнав мутные ручьи в лога и долины и напоив землю досыта. Оживало все вокруг. После жарких стремительных палов обожженная земля по косогорам и лесным опушкам стала буреть — и вдруг в один из дней покрылась ярко-свежей ликующей зеленью.

Ударил первый гром, и длинные стрелы молний с сухим треском переломились, вонзившись в скалы… Леса наполнились шорохами, звуками, пением птиц. Расцвела белая ветреница. Алтайцы называют ее кандышной матерью, потому что вскоре после того, как зацветет ветреница, появится сочный и сладкий кандык, а следом за ним — желтые и синие фиалки, стародубка, лютики и марьины коренья, горный лук и луговой чеснок, колба, кроваво-алые шапки татарского мыла и что-то еще, еще и еще, зарождаясь в недрах земли, пробивается, тянется к свету, цветет и зеленеет, подчиняясь закону вечного обновления. Медовый запах наполняет воздух.

Наступает кандышный месяц — май.

Гуркину в эти дни особенно тягостно и невыносимо кабинетное сидение. Душа просится на волю, руки тоскуют по кисти и краскам… Ночами снится ему незаконченная картина. А днем ложатся на его председательский стол пачки неотложных бумаг: справки, постановления, обращения, протоколы каких-то заседаний и совещаний, письма и телеграммы, которые он просматривает и прочитывает в первую очередь. Бумаги по большей части идут из волостных управ. Гуркин читает, подчеркивая карандашом наиболее важные места. Вопросов — уйма.

«Едем сегодня пятый день, — сообщает брат, инструктор управы Степан Гуркин. — Вернее, сидим, а не едем, потому что нет лошадей. Катандинское волостное земство вводит порядки — не подчиняться никакой власти. Спрашиваю: а как же вы собираетесь жить? Будем, говорят, жить по своим порядкам. Это, считай, никакого порядка! С чего они начали? Прежде всего, решили упразднить земскую гоньбу. Теперь добираются до учителей, хотят закрыть школу… Вся деревня слепо настроена против Каракорума, чему немало способствуют русские переселенцы».

Гуркин откладывает письмо, придвигает список волостных земских управ, входящих в Каракорум-Алтайский округ: Улалинская, Паспульская, Успенская, Тюдралинская, Чибит-Кынарадская, Мыютинская, Алтын-Кольская, Урсуло-Теньгинская, Улаганская, Кош-Агачская, Усть-Канская, Песчанская, Чемальская, Уймонская, Катандинская, последнюю Гуркин подчеркнул двумя линиями, — Шебалинская, — и эту тоже подчеркнул: шебалинцы особенно решительно настроены против, — Верх-Уймонская, Айская, Онгудайская, Караколо-Куротинская, Баргашанская, Бешпельтирская, Имеринская, Четинская, Солдамская, Ябоганская, Абайская, Келейская, Кырлыкская, Ыныргинская, Алтыганская, Бойгольская, Ново-Демитриевская, Киргизская, Чергинская, Челушманская… Тридцать шесть волостей. Но пока что это только на бумаге, а на деле еще неизвестно, сколько волостей пожелают поддерживать Каракорум, а сколько пойдет за Бийским совдепом. Все же есть надежда, что таких окажется меньше. Инструктора управы разъехались по волостям, ведут активную агитацию. Однако вести приходят неутешительные. Как вон из Катанды. Или Из Ябогана. Месяц назад отдел народного образования управы запросил сведения о состоянии школьных дел в волостях. Положение выяснилось — хуже некуда. Семь двухклассных и три десятка одноклассных школ на весь округ, не хватает учителей, а в шести школах учителей совсем нет — куда же еще хуже! «На ваше предписание от 24 марта 1918 года волостная управа имеет честь доложить, что в Ябоганской волости школ нет», — перечитывает Гуркин и горестно усмехается: «Какая же это честь — нет школ?»

Гуркин похудел за последнее время, осунулся, стал еще более замкнут и раздражителен. Служащие управы старались поменьше попадаться ему на глаза, чтобы не нарваться на резкость с его стороны, а то и на грубость. Причин тому немало, но главная из них, по мнению доктора Донца, неоспорима: художественная натура Гуркина не в