Чистильщик - Пол Клив

Что мы имеем? Мертвый сын. Жена, которая, скорее всего, с тех пор к мужу не притронулась. Нападения. Все эти изнасилования, с которыми он работал…

Изучаю психологический портрет Кэлхауна. Никаких особых отличий от Тэйлора. Просматриваю его оценки в колледже. Ничего выдающегося, но вполне прилично. Входил в лучшие по успеваемости двадцать процентов в группе. Он не раскрыл все расследуемые им преступления, но это почти никому не удается. Масса нераскрытых нападений с целью изнасилования, и у меня огромное искушение думать, что Кэлхаун их и совершил, но я знаю, что не могу себе этого позволить — слишком рискованно. Если полицейский занимается подобными вещами, он должен быть уверен, что его жертва потом его не опознает, а для этого есть только один гарантированный способ.

Время летит незаметно. Голова идет кругом. Смотрю вниз и понимаю, почему кровь отлила от головы. Все эти описания изнасилований здорово меня возбудили. Я встаю, беру полотенце и обматываю его вокруг талии, спрятав под ним «малыша Джо». Впереди ночь, и у нее есть, что мне предложить. Душ — это всего лишь горячая вода и пар, но я выхожу оттуда освеженным, чувствуя себя новым человеком. Затыкаю свой «глок» за пояс, убедившись, что моя кожаная куртка надежно его скрывает. Засовываю один из своих ножей в карман.

Одежда для убийства. Только самое необходимое.

Ночной Крайстчерч. Мой город. Моя детская площадка. Здесь люди, которые тебя ненавидят, все равно называют тебя «дружище». В теплом воздухе прямо-таки витает оживление. Он полнится звуками и влажностью, фосфоресцирующими огнями и гормонами. Издалека, с юга, порт Хиллс подмигивает мириадами огней. Во всех других направлениях — лишь плоская равнина, усеянная домами. Сам город полон неоновых огней — розовых, фиолетовых, красных и зеленых. Все мыслимые и немыслимые цвета слепят глаза под всеми возможными углами.

Квартал красных фонарей Крайстчерча располагается между Манчестер и Коломбо-стрит, двух улиц, параллельно пересекающих самое сердце города. На любом из этих углов можно купить себе праздник за двадцать, шестьдесят или сотню долларов. Вдоль по Коломбо мальчишки, не старше двадцати лет, гоняют свои машины туда-сюда с единственной целью — достичь противоположного конца улицы. Разогретые двигатели ревут как реактивные. Блестящие покрышки. Выхлопные трубы такого диаметра, что в них можно просунуть кулак. Колонки, установленные за задними сиденьями, гремят так, что звуки напоминают пушечные выстрелы. От этих звуков вибрируют витрины ближайших магазинов. «Форды Эскорт» и «Форды Кортина», срываясь с места, взвизгивают шинами на каждом светофоре. Это безработные мальчишки, любители погонять, пытаются развеяться после тяжелой недели и произвести на всех впечатление своими музыкальными пристрастиями. Ребята, которые носят узкие черные джинсы и черные дырявые футболки с названиями групп хэви-метал или производителей виски. У них либо длинные волосы, либо бритые головы, без промежуточных вариантов. Во рту — сигареты или косяки. Окна в их машинах тонированные, но боковые стекла опущены, чтобы все мы могли насладиться их присутствием. Они думают, что женщины, стоит им их увидеть, тут же в них влюбятся, и, что самое удивительное, иногда так оно и происходит.

Оксфордская Терраса, ряд баров и кафе в центре города, больше известна под названием «Стрип». Это настоящая мясная лавка, где девчонкам приходится поприставать к паре десятков мужчин, чтобы найти клиента. Семь или восемь баров плотно притиснуты друг к другу в этом квартале, и из всех открывается вид на реку. На другом берегу, слегка по диагонали и в сотне метров от ближайшего бара, полицейский участок. В пятницу вечером соотношение воды и мочи в Эйвон-Ривер равно приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Брюшками вверх проплывают угри.

Утки склевывают презервативы, брошенные на скамейки. Маленькие рыбки спасаясь, выпрыгивают из воды, чтобы умереть на траве, рядом с валяющимся тут же алкоголиком.

Подходя к Стрип, я вынимаю пистолет из-за пояса и убираю его в карман куртки, после чего снимаю ее и вешаю на руку. Приятно щекочущие струйки стекают вдоль тела. Я вылил на себя достаточно крема после бритья и дезодоранта, чтобы замаскировать любой запах, исходящий от моего тела, хотя в воздухе и так стоит крепкий аромат от кремов после бритья и дезодорантов. Всего пару шагов по этой улице — и я уже чувствую себя свободным.

Время уже за полночь, но тут все только начинается. Стрип полна жизни. Всю неделю женщины бежали с работы домой и запирали двери, боясь, что с ними может случиться то же, что с женщинами из новостей. В любой другой день их мучает подозрение, что в мире не так безопасно, как должно было быть. Но потом приходит вечер пятницы и суббота, и все эти страхи отбрасываются, чтобы можно было насладиться жизнью сполна. Здесь почти все женщины молоды и практически раздеты. Они пытаются попасть в клубы, которые считают популярными, потому что судят они по длинным очередям на входе. Вышибалы стоят на входе, поигрывая мускулами, скрестив руки на груди. У них явно плохо с хорошими манерами, и, очевидно, им нравится демонстрировать это окружающим.

Для большинства местных жителей Стрип — главное место в городе. Я уже слегка оглушен звуками техно, хип-хопа и драм-энд-бейс. Чтобы попасть в любое из этих мест, мне потребуется полчаса как минимум; поэтому я слегка углубляюсь в город, спустившись по Кэшн-молл в поисках другого клуба или бара. Может быть, найду что-нибудь потише. И нахожу — клуб со свободным входом, в котором музыка играет не так громко и есть помещение, где можно просто посидеть. Возрастной диапазон здешней публики — от двадцати пяти до сорока лет. Похоже, я как раз вписываюсь.

Прохожу мимо вышибалы, улыбнувшись ему и не сказав ни слова. В клубе полно людей. Проталкиваюсь внутрь, крепко прижимая к себе куртку. В баре меня обслуживает очаровательная блондинка — облегающий белый топ, короткая черная юбка, отличная грудь. Заказываю водку с апельсиновым соком. Дороговато, но нельзя приезжать в город в пятницу или субботу вечером, не будучи морально готовым потратить маленькое состояние. Я мог бы остаться дома и сделать себе такой же напиток за четверть цены, но тогда мне не на кого было бы посмотреть. Сижу у бара, потягиваю коктейль и смотрю на окружающую меня толпу. Большинство мужчин одеты не по карману; они отчаянно пытаются выглядеть богаче и эффектнее, чем они есть на самом деле. Смотрители, рабочие, сантехники, продавцы — все одеты так, чтобы стать похожими на юристов. В то время как юристы отдыхают в других барах, одетые как можно менее официально. Женщины, даже толстые курицы, одеты как будто с единственной целью — стать похожими на проституток. Не то чтобы я жаловался. Здесь целая толпа мужчин, которая пришла сюда одним глазком взглянуть на потенциальное постельное приключение, о котором можно будет рассказывать своим дружбанам в понедельник утром. Женщины приходят сюда, чтобы расслабиться. Они ищут свободы.

Со всех сторон пульсирует, мигает свет. Я допиваю коктейль, заказываю еще один. Смотрю на потолок, ищу камеры наблюдения и не вижу их. Ни одной. Музыка становится громче. У меня начинает закладывать уши.

В таких местах женщина может заговорить с тобой по трем причинам: или ты чертовски хорош собой, или ты выглядишь чертовски богатым, или она говорит тебе, чтобы ты отвалил и перестал ее доставать. Сегодня на мне дорогая одежда. Когда речь доходит до одежды, вопрос денег не встает в принципе, потому что у пары моих жертв мужья были одного со мной размера. Еще на мне довольно дорогие часы — «Таг Хойер»; они стоили мужу моей жертвы номер три тысячи долларов. У них сапфировая поверхность, которую невозможно поцарапать, и металлический браслет. Не такие дорогие, как «Ролекс», зато «Ролексы» не так ценятся: они неказистые, да и носят их только старики и азиаты.