Желтые перчатки - Анна Дубчак

Звон в ушах, горечь во рту – и Валентина упала без чувств.

***

На следующее утро Бланш перевезла Валентину в особняк в Булонском лесу. А чуть позже, в полдень, вернулась из аэропорта только что прилетевшая из Цюриха Эмма.

***

Обедали втроем: Эмма, Бланш и Валентина. Эмма расспрашивала Валентину о России, Москве и очень расстроилась, когда узнала, что они с отцом разминулись.

– Вы знаете, Валентина, что вы очень красивая?

– Красивая… – вздохнула Валентина. – Мне, знаете, сейчас не до красоты… У меня такое впечатление, словно меня нет вообще… Я не чувствую своего тела, мне не нравится мое лицо, волосы… Я потерялась, сгорела, как сгорели все мои платья…

Бланш взяла ее за руку. А Эмма, еще ничего не понимая, предложила ей поездить по магазинам и развеяться.

– У вас хандра, милочка, у всех русских хандра, это национальное… А в Париже всем весело… – последнюю фразу она произнесла, как показалось Бланш, с иронией. – Нет, правда, вам надо развеяться… Попросите Бланш показать вам магазины… Деньги у вас есть, а что еще нужно для молодой красивой девушки?

***

Когда послышался звонок – это звонили у ворот, – Патрисия, бухнув на стол блюдо с телятиной, вздрогнула.

– Кто бы это мог быть? – пробормотала она, глядя не на Эмму, а на Бланш.

– Кто бы это ни был, тебе следует открыть…

Пат убежала, а вернулась в сопровождении невысокого господина во всем черном. Бланш, увидев его, бросилась ему в объятия:

– Борис! Наконец-то!

Борис остановился посреди гостиной:

– Полина?

Бланш резко повернулась, испугавшись, что в комнате помимо уже знакомых ей лиц, появился призрак бывшей жены Бориса. Но из-за стола медленно поднялась Валентина и с тихим всхлипом: «Папа!» – бросилась Борису на шею.

***

С приездом Бориса все в доме изменилось. И даже солнце, все утро пытавшееся прорваться сквозь тонкую паутину облаков, залило своим теплым светом сад и через распахнутые окна проникло в дом и осветило все вокруг.

После обеда, уединившись в дальней комнате, Борис рассказал Валентине, Бланш и Эмме, о том, как он принял совершенно незнакомую ему девушку за свою дочь. Это была Лариса Игудина, приятельница Анны Невской.

– Знаете, я так и не понял, зачем им понадобилось все это делать…

В комнате воцарилась тишина.

– Ты очень похожа на свою мать… – сказал он, немного придя в себя, – я, кстати, позвонил ей… – он повернулся и ободряюще посмотрел на Бланш, – мы просто поговорили с ней по душам… По-моему, она тоже решила начать новую жизнь и, кажется, собирается замуж… А ведь эта Лариса, когда говорила мне об этом, ничего не могла знать: она все, что касалось Полины, выдумала на ходу…

– А я ничего не знала, – сказала Валентина.

– Потом узнаешь…

Валентина рассказала ему про Анну и про то, как погибла вся ее коллекция. Про горящие сундуки с платьями…

После ее рассказа стало как-то особенно тихо, словно только что на глазах у всех вспыхнувшее пламя уничтожило все надежды Валентины…

– Что за похоронное настроение? – вдруг словно очнувшись, произнесла Эмма, поднимаясь с кресла и оглядывая всех присутствующих слегка насмешливым взглядом. – Даже если коллекция Валентины и сгорела, не стоит отчаиваться… Я уже говорила Борису, что готова вложить деньги в ателье или что-нибудь в этом роде, и дать таким образом возможность Валентине проявить свой талант… Вы называли имя Фабиан, если этот человек из Парижа, то рано или поздно он вернется сюда из Москвы и я помогу вам организовать с ним встречу… Выше нос! Вы, Валечка, еще так молоды, полны сил, что еще все успеете, тем более что мы вам в этом поможем… Я понимаю, конечно, как тяжело вам сейчас, но при благоприятном стечении обстоятельств вы не спеша создадите другую коллекцию, быть может, еще более блестящую…

Поэтому, честное слово, не стоит отчаиваться… Я могу начать поиски помещения под ателье уже завтра, мне стоит только поднять трубку телефона, и через час ко мне уже приедет представитель агентства по недвижимости, и мы поедем с вами выбирать…

Валентине казалось, что она спит и видит сон.

Когда же Эмма Латинская во всеуслышание объявила, что ее поездка в Цюрих была связана с открытием счета на имя своего мужа, Бориса Захарова, и покупкой там дома, разволновался и сам Борис. Он смотрел то на Бланш, то на Эмму и никак не мог взять в толк, за что ему свалилось такое счастье, о чем он не преминул спросить и свою благодетельницу.

– Я очень стара, Борис, у меня много денег и нет семьи, о которой мечтает каждый нормальный человек… Уж не знаю, почему я выбрала именно тебя, но ведь выбрала… А твоя Бланш оказалась настолько умна, что не стала препятствовать тебе в этом сумасшедшем браке… Я – русская, ты – русский… Просто мне бы хотелось слышать каждый день в своем доме русскую речь и, возможно, детские голоса… Да, это блажь, каприз, это попытка реанимировать хотя бы в этом доме русское начало… И очень хорошо, что у тебя есть такая красивая и совсем молодая дочь, которой я могу еще чем-то помочь… Я прожила долгую и счастливую жизнь, но мне бы не хотелось до самой смерти только и делать, что смотреть в окно и ограничиваться обществом Пат… А рядом с вами я еще поживу, порадуюсь за вас… Вот в принципе и вся тайна моего решения выйти за тебя замуж…

Бланш, слушая Эмму, подумала о том, что это, конечно, маразм, но маразм созидательный, и даже улыбнулась жене своего «мужа». «В принципе каждый сходит с ума по-своему…»

Валентина же, с трудом осознавая все происходящее, смотрела на Эмму, закутанную в красную шаль, и пыталась представить ее молодой…

«А может, папа просто похож на ее первую любовь?» – подумала она и улыбнулась этой мысли.

***

Ночью в спальню Валентины кто-то постучал.

– Кто это? – спросила она сквозь сон.

– Валя, это я, твой папа…

Она поднялась, открыла дверь и впустила Бориса. Он был в пижаме и бесшумных войлочных туфлях: смешной и домашний.

– К тебе пришли…

– Ко мне? Но кто?

– Один человек…

– Папа, по-моему, ты слишком много выпил: у меня нет в Париже знакомых…

– Есть… Это я сообщил ему адрес, и теперь он ждет тебя внизу… Пат открыла ему ворота…

– Ты скажи сначала, кто это?

– Не могу… Я дал слово. Ты должна его увидеть…

Валентина, накинув халат, выбежала из спальни: только одного человека она хотела видеть всегда.

– Невский! – крикнула она уже на лестнице. – Игорь, это ты?

Он подхватил ее на руки и прижал к себе:

– Валентина! – Он целовал ее щеки, глаза и чуть не раздавил Валентину в своих объятиях.