Макошин скит - Евгения Кретова

– Не ори!

Девушка вырывалась, когда ее Клавдия схватила за узел платка, потянула к подполу. Тогда Клавдия с видимым удовольствием огрела ее по голове, заставив сознание помутнеть. Этого оказалось достаточно, чтобы бесчувственное тело девушки сбросили в подпол.

Отдаленно девушка слышала шаги, приглушенные голоса. Тело ныло от боли – когда сбрасывали вниз, она ребрами пересчитала крутые ступени. По виску стекала горячая кровь – не то от удара Клавдии, не то рассекла кожу на виске при падении. Карина не знала. Ее мутило. Бледный квадратик света осветил сутулый силуэт, но погас и он, погрузив Карину в густой, наполненный запахами сырости и мышиного помета мрак.

* * *

Рафаэль еще долго сидел перед компьютером – сам не знал, чего ждал, не письма же от шефа журнала «Фотограф».

Перебирал старые снимки, сформировал на рабочем столе папку, сбросил туда несколько десятков фотографий с прошлого лета, когда они с Кариной ездили в отпуск.

Казалось, от них исходил аромат лета, солнца, слышались голоса чаек и морского прибоя. Бело-синяя панорама со стройными силуэтами яхт. Карина бежала перед ним, в завитках темных волос играло солнце.

На ней – полосатая тельняшка и короткие шорты.

Она оглянулась, поманила за собой.

Он побежал. Почти догнал.

Она уже бежит по причалу, навстречу морю. Он – за ней. Ему ей надо что-то сказать, что-то важное.

Что?

– Каринка, стой…

Она ускользает от него. Шаг вперед.

Падение в провал.

Дыхание перехватило, легкие заполнились морской водой. Тьма вокруг сгустилась, будто солнце наверху, над поверхностью, в одно мгновение выключилось.

И вот вокруг уже знакомая чернильно-сырая темнота. Ноги ступили на влажную, пропитанную дождями и талой водой землю. Оглянулся в поисках часовни, но не нашел ее, вместо нее – яма под ногами. На дне – съежившаяся от холода и боли Карина. И яма такая странная, с обитыми старыми досками стенами и дощатым дном. Неприятное ощущение, что он заглянул под крышку гроба, полоснуло по венам.

– Карина! – он бросился к девушке.

Та встрепенулась, привстала на локте, с трудом села – Рафаэль заметил, что у нее руки в синяках, кровоподтек на виске, волосы слиплись и спутались. Подняла невидящий взгляд вверх, прислушиваясь. Девушка подобрала под себя ноги, встала на колени. Руки шарили вокруг, не натыкаясь на преграды.

– Рафаэль? Где ты?.. Ты все еще ищешь меня?

– Да, Карин. Как мне спуститься к тебе? – каждое движение к девушке отдаляло от нее, и сейчас он замер, боясь пошевелиться.

Карина покачала головой:

– Нет, не надо. Я должна сама. Ты только дождись меня, ладно? Вспоминай. Мне кажется, ты – единственная ниточка, которая соединяет меня с реальностью.

Рафаэль забылся и шагнул вперед, яма, в которой находилась Карина, отдалилась на несколько метров.

Молодой человек замер, в бессилии сжал кулаки, до боли в суставах, до онемениях в мышцах.

– Что ты должна сама? Карина, что ты себе надумала?

Девушка его не слышала, пустой и безумный взгляд блуждал по лицу Рафа, не останавливаясь на нем.

– Мне жаль, что ты так думаешь, что не веришь мне. Мы запутались во грехе, наша жизнь – ворох ненужного. А нужное проходит мимо.

– А что нужное?

– Жизнь. Нет ничего важнее ее.

– И поэтому ты ушла от меня? Думаешь, без меня тебе будет спокойнее, и ты сможешь жить?

Сердце перестало биться в груди, нервы на пределе. Карина посмотрела на него:

– С тобой я бы не смогла пережить это одиночество, Раф. Ты заполняешь меня всю. И я будто растворяюсь, перестаю быть… Мне нужен воздух, чтобы понять, каков он на вкус.

Рафаэль нахмурился:

– Ничего не понимаю. Я ведь не запрещал. Не давил. Я всегда хотел, чтобы ты чувствовала свободу рядом со мной.

Девушка тихо засмеялась:

– Свободу нельзя чувствовать несвободным, они ее не распознают… Как не распознала и я…

– Карина, почему ты это не говорила раньше? Почему молчала?

Девушка обхватила пальцами босые ступни, пожала плечами:

– Не знаю, – прошептала бесцветно. – Сейчас сама не знаю. Тогда казалось, что ты не поймешь… Я и сейчас не уверена, что ты понимаешь. Но просто хочу, чтобы ты знал, что люблю тебя и очень хочу быть рядом с тобой. Не знаю, возможно ли это?

– Карина, я приеду и заберу тебя…

Карина отчаянно покачала головой:

– Я уже не выберусь, Раф.

Молодой человек испугался:

– Карина, где ты? С тобой все в порядке? Физически?

Девушка обхватила себя за плечи, стала подслеповато озираться по сторонам. Но в момент, когда их взгляды, наконец, встретились, ее образ подернулся дымкой, медленно рассыпаясь в полутьме.

– Карина, ты в скиту?!

Рафаэль пытался докричаться, чувствуя, как внезапно возникшая связь между ними обрывается, а он неуклонно просыпается.

– Рафаэль!

Образ девушки застыл пожелтевшим снимком, истлел, пахнув в лицо Рафаэля сыростью и пустотой. Мгновение, и его останки сдуло, словно песочную картину.

Молодой человек сел – он в своей квартире, в своей постели, это всего лишь сон. В руках – скомканная простынь. В голове – обрывки сна и страх: эта яма, в которой он увидел Карину, сильно напоминала погребальный сруб[6].

Карина в опасности – это главное, что он понял из этого странного, почти реального, сна.

* * *

Пока Карина говорила с Ефросиньей, Млада, усевшись на ступеньках трапезной, песком очищала от сажи глиняные горшки, складывала в большой никелированный таз. Мимо неторопливо проходили сестры, вернувшиеся после вечернего послушания и собиравшиеся у молельни – небольшой пристройки к трапезной. Подходили, собирались небольшими группками, молча и равнодушно смотрели на темнеющее небо, вдыхали легкий весенний воздух.

Млада неодобрительно качнула головой: как можно смотреть с таким равнодушием в такое небо? Как можно не замечать сладкое, томящееся под сердцем, разогревающее тепло. Оно ведь по каждой венке бежит, каждую клеточку будоражит.

Девушка прикрыла глаза, подставила лицо несмелому порыву ветра, будто поцелую любимого. Как он там без нее? Скучает ли? Или рад, что избавился? Черная тоска шевельнулась в груди, забурлила зловонной жижей, в одно мгновением испортив предвкушение весны. Млада распахнула глаза, сразу заметив, что из дома Ефросиньи вышла сама настоятельница, Ольга и Клавдия – следом. Две последние – немного взвинченные, нервные. У Клавдии, когда она подошла ближе, Млада заметила свежую царапину на щеке.