Повседневная жизнь этрусков - Жак Эргон

Земледельческие орудия этрусков широко представлены в экспозиции музея Флоренции. Это — железные инструменты из Луны и Теламона, а также обнаруженные там же предметы, принесенные в дар богам в 225 году до н. э. по случаю победы этрусков и римлян над галлами. Они отлиты из бронзы, поскольку носят религиозный характер; религия заставляла использовать этот сплав и в железном веке: легендарный мудрец Тагес велел проложить бронзовым лемехом борозду, разделявшую города. Во всяком случае, перед нами полное собрание орудий, куда входят кирки и сапки, лопаты и мотыги, садовые ножи для обрезания ветвей, серпы, косы и две сохи, позволяющие составить четкое представление об обработке земли в Этрурии.

Нужно ли напоминать, что наш плуг с передком на двух колесах впервые появился на равнинах Севера и что древние авторы говорят о нем в I веке до н. э. как о недавнем изобретении ретийских галлов? Далее мы увидим, что кельтские племена ушли далеко вперед в том, что касалось повозок и телег. Средиземноморские народы долгое время довольствовались легкой сохой, больше подходившей к их почве и к рельефу местности. Одна из сох Теламона в некотором смысле является ритуальной и относится к довольно примитивным орудиям: это просто длинная рукоять, оканчивающаяся крюком. Именно такой предмет изображен на барельефах, где легендарный воин, сражавшийся при Марафоне одной только сохой, размахивает ею, как оружием.

В этой же музейной коллекции находится плоский лемех в форме ковша, который насаживали на полевую доску. Вторая соха имеет более сложное строение: она состоит из заостренного лемеха, рукоятки с ручкой и длинного дышла, на конце которого закреплено ярмо с тремя выступами, для направления ремней упряжи. Похожая соха встречается с конца VI века до н. э. на фризах болонского кладбища Чертоза, где изображен землепашец, отправляющийся в поле с сохой на плече, погоняя перед собой волов, а более усовершенствованная ее разновидность — на бронзовой фигурке из Ареццо, относящейся к началу IV века, изображающей землепашца, идущего за сохой, которую тянут волы. Но это еще не тот плуг, который описывали Плиний и Вергилий — с плужным ножом впереди лемеха, вспарывающим борозду, и с отвалами.

Интерес этрусков к обработке земли проявляется в трактатах по сельскому хозяйству. Неслучайно отрывок из откровения Вегойи находился в сборнике текстов, посвященных землеизмерению, вместе с произведением знаменитого карфагенского агронома Магона: «Ех libris Magonis et Vegoiae auctorum» («Из книг Магона и пророчеств Вегойи»). После Третьей Пунической войны 28 его книг были переведены на греческий и латинский языки, а вековые связи между Этрурией и Карфагеном привлекли к нему внимание этрусков.

Но уж Сасерна, судя по его имени, должен был быть этруском. Его труд, написанный в конце II века до н. э. и продолженный его сыном, часто упоминается Вар-роном, Колумеллой и Плинием со смесью похвал и насмешек. В качестве примера Сасерна приводит свое имение в Цизальпинской Галлии, куда этрусские поселенцы пришли раньше римских, вероятно, в районе Пьяченцы или Веллейи, ровные долины и невысокие холмы которых Варрон противопоставлял обрывистым склонам соседней Лигурии. Римляне конца Республики частенько посмеивались над пикантной нелепостью его советов, ибо Сасерна включал в понятие сельского хозяйства и медицину, и гигиену, и уход за телом. Вот, к примеру, рекомендуемое им надежное средство от клопов: «Возьмите корень горца змеиного, отварите и полученным отваром облейте место, где вы собираетесь спать: ни один клоп даже близко не подойдет. Или же смешайте бычью желчь с уксусом и натрите ею кровать». Для удаления волос с тела следовало бросить в кипящую воду желтую древесную лягушку и, когда она съежится и уменьшится на две трети, умастить ею тело: «Если же вареную лягушку дать съесть собаке, то она будет верно следовать за вами повсюду». Но главное — Сасерна открыл магическое заклинание для лечения подагры (Варрон узнал о нем от некоего Тарквенны, разумеется, тоже этруска): «Как только возникнет боль в ногах, надо 27 раз повторить натощак, сплюнув и коснувшись земли: „Я думаю о тебе, исцели мои ноги, пусть земля заберет мою боль, пусть здоровье вернется к моим ногам“».

Надо сказать, что такие бабьи заговоры встречаются в фольклоре всех стран; Катон тоже знал заклятие от вывихов, и даже в прикосновении к матери-земле нет ничего специфически этрусского. Гораздо интереснее то, что очень широкое толкование Сасерной понятия «сельское хозяйство» говорит о привычке помещика производить на месте все необходимое для хранения и продажи урожая. Ферма Сасерны была маленьким самодостаточным миром. Если, к великому негодованию римлян эпохи конца Республики, он уделял целую главу описанию глиняных карьеров (figilinae), то только оттого, что разрабатывал их на своей земле, снабжая гончаров глиной для изготовления кувшинов для зерна и амфор для вина и масла. В крупных поместьях были свои врачи, сукновалы и прочие специалисты-ремесленники, что лишало сельских тружеников повода «разгуливать в будни в праздничной одежде».

Сасерна, унаследовавший огромный опыт в решении вопросов, связанных с рабочей силой, еще строже, чем Катон, настаивал на соблюдении дисциплины в familia rustica: «Запрещается покидать территорию кому бы то ни было, за исключением управляющего, раба, несущего продукты, или того, кто выполняет поручение управляющего. Отсутствующий, несмотря на запрет, должен быть наказан; иначе ответственность ложится на управляющего». Он также приводит точные данные о количестве людей, необходимых для выполнения заданного урока: один человек может вскопать за 45 дней восемь югеров, то есть примерно два гектара земли; на самом деле, он мог бы вскопать один югер (25 аров) за четыре дня, но следует прибавить 13 лишних дней на случай болезни, плохой погоды или нерадения. Для того чтобы вспахать участок земли в 200 югеров (около 50 гектаров), требуется две упряжки волов — это дает нам представление о размерах типичного поместья, «золотой середины» между небольшими наделами римских колонов в один-два гектара в Модене или в Парме и большим имением Плиния Младшего в 750 гектаров. Еще во времена Марциала, самого богатого землевладельца в Цере, некто Гилар, наследник старинного местного рода, отдавал земледельцам в аренду участки, площадь одного из которых, описываемого поэтом, не превышала трех с половиной гектаров. Так что нужно внести некоторые коррективы в распространенные представления о латифундий.

На пастбищах прибрежных латифундий и в лесистых ложбинах центральных областей паслись тучные стада, быки в Этрурии были коренастыми и сильными, телочки из страны фалисков — белоснежными, и потому именно их приносили в жертву богам, — в этой картине нет ничего примечательного. Зато до нас дошла слава овечьего сыра «пекорино» из Луны на границе Лигурии: он был гигантского размера и весил иногда до тысячи римских фунтов — 327 килограммов. В римскую эпоху его помечали полумесяцем, а Марциал среди подарков, отправленных друзьям, упоминает голову caseus Lunensis (сыра из Луны) — ее хватило бы на тысячу обедов для рабов одной familia.