Роксолана. Королева Османской империи - Ирина Кныш

— А может евнух соврал?

— Старый евнух пообещал, что если его позовет султан, он расскажет и ему все то, что знает об этом кровавом заговоре.

— Хорошо, сердце, хорошо, моя любимая подруга, хорошо… сиди здесь.

Роксолана вдруг превратилась в волчицу, разъяренную волчицу, которая воочию увидела большую опасность для своего волчонка. Когда Оксана собралась возвращаться в свою светлицу, Роксолана гневно сдвинула брови и хрипло сказала:

— Я приказала тебе сидеть здесь, у меня… ты должна подчиняться приказам султанши!

Она заперла дверь и практически побежала в покои своего маленького сына — наследника султаната.

* * *

Смерть великого визиря, такая неожиданная и такая таинственная, напугала весь султанский дворец. Сам султан, хмурый и раздраженный, срочно уехал на военный совет и назначил визирем-маршалом старого испытанного генерала Али Гасана. Планировал отправиться в Европу через три дня, потому что сразу после случившегося получил от короля Франциска новое письмо, в котором король просил поторопиться с походом.

— Едешь, господин, в Австрию — береги себя, — говорила Роксолана-султанша своему султану, который по обыкновению утром пил свой черный кофе и потягивал чубук. По приказу сутана Роксолана привела к нему сына. Султан только кивнул и все смотрел на сына: он любил его, но никогда не был с ним ласков, потому что считал это нецелесообразным для будущего настоящего воина-рыцаря.

— Охраняй дома нашего принца, — буркнул он. — Разведал я, что у меня здесь много врагов, — и он ткнул чубук в подушку. — Так что я сменил стражу на более надежную, янычар беру всех, так будет лучше, чтобы не колобродили дома, пусть лучше поработают ятаганами по головам неверных, а не по нашим.

— Неужели опять на Вену? — спрашивала спокойно султанша. — Слишком часто.

— Как Аллах прикажет и пророк его Магомет, — вздохнул султан. — В прошлый раз хотелось навалиться на эту Вену, но, сама знаешь, встала на пути эта проклятая крепость Гинс, и наши сломали об нее зубы.

— Кто же ее защищал?

— Какой-то военный-серб по имени Николай Юришич. Этот шайтан отбил восемнадцать наших атак… Просто ужас! Сколько воюю, а такого ожесточенного шайтана вижу впервые.

Он так яростно заскрипел зубами, что сломал янтарный чубук.

— Но Аллах все же благословит меня на этот поход: есть все хорошие признаки, — так мне сказал колдун. Подай сюда новый чубук, — прикрикнул он на чубукщика.

— Почему светлейший господин так сердится на этих сербов: они теперь под турецкой короной и добросовестно выполняют все повинности. Я это хорошо знаю. Ко всему они еще и набожные христиане и никому не делают зла.

— Это верно… — буркнул султан, засовывая в рот новый чубук.

— Да… — тоже поддакнула султанша. — Они такие же православные, как и запорожцы. Ни тех, ни других не надо обижать, так мне кажется, потому что они не обижают никого, защищаются от обидчика.

— Хе… — Хмыкнул султан, сбрасывая с себя чуху. — Эти запорожцы не так давно разбили три мои лучшие каторги, уничтожили лучших моряков… А еще с месяц назад напали на Трапезунд, сожгли город, ограбили правоверных мусульман… Все это дело рук их кошевого Байды, злейшего моего врага… Когда поймаю этого задиру, будет знать, как шутить с великим Сулейманом…

— Пусть успокоится великий Сулейман и пораскинет мозгами. Запорожцы стоят на своих границах, охраняют свои земли. Знает светлейший господин, сколько татары берут пленных со степной Украины? Берут каждый год тысячи людей, лучших девушек, лучших парней, мальчиков, всех обездоленных гонят в далекие земли на продажу. Ведут после этого постыдного разбоя торговлю, продают людей, богатеют. Разве милосердный Аллах разрешает такое делать?! Татары заарканили и меня, твою жену, а со мной вместе пленили полсела, а вторую половину убили, убили и моего батюшку. Разве такое нравится Аллаху?!

— Все они неверные, и Аллах благословил правоверных мусульман на это святое дело, — закричал султан.

— Нет, добрый Аллах не давал своего благословения на разбой. Это правда, что запорожцы напали на турецкие каторги, но напали на большой реке Днепр: каторги подстерегали сечевиков, чтобы их уничтожить, каторги пришли на чужую землю. Так же янычары разбили Хортицу, разбили и крепость Кодак, где была казацкая граница, и эту границу охраняли запорожцы от нападения турецкого войска. Блюдут турки эти границы по приказу польского короля Сигизмунда Старого. Итак, великий Сулейман должен подсчитать свои убытки от этого короля, а не от сечевиков.

— Ты их защищаешь, ты правоверная мусульманка! — крикнул султан, он даже встал и вплотную подошел к султанше.

Но султанша привыкла к подобным султанским бурям. Она только крепче прижала к себе сына и смело посмотрела на разгневанного султана.

— Да, я защищаю казацкий народ как умею. Я мусульманка, люблю своего господина и своего сына. Но я казачка по крови, и сын мой наполовину тоже казак по крови, и никто не способен превратить меня в настоящую турчанку, а из сына высосать казачью кровь. Мой народ нуждается в помощи, потому что его обижают все соседние народы: веками дергают татары, дергают турки, дергают поляки, грабя без стеснения наши земли…

Султан молчал и только с удивлением смотрел на свою «черкешенку». Молчала и султанша, она прижала к себе сына, так похожего на мать. Это хорошо знал и Сулейман. Он боялся слишком донимать ее: как-никак, а она была оттуда, из казацкого края, и лицом похожа на Марию — мать Христа, которую и магометане почитали святой. Роксолана часто поражала способностью говорить правду, говорить просто, без страха, как что-то обыденное.

«Нет, — думал он озабоченно, — она все же напоминает Марию, ее следует уважать… видишь, как беспокоится о казачестве, о православной вере Христовой, так же, как и мусульмане, отстаивает свою веру».

Он упокоился и немного смягчился: Роксолана умела усмирять деспотичный нрав султана. Он упал на колени и стал молиться Аллаху. После молча поцеловал любимую жену.

— Чего же ты хочешь? — уже тихо спрашивал он, усаживая рядом с собой сына и жену.

— Защитить мой край от захватчиков. Если ты этого не можешь сделать, хотя бы не воюй с сечевиками.

— Но они, эти головорезы, идут войной на прибрежные турецкие поселки! — удивлялся султан.

— Но и турецко-татарские сельджуки сжигают казачьи поселки, режут людей и берут в плен. Прикажи татарам, своим подданным, сидеть тихо. В своих походах заботься о рыцарской чести своего войска, а если надо, помоги, как рыцарь, слабому чужому краю отбиться от грабителей имущества и веры, отгони еретиков-иезуитов, собственной рукой накажи тех безбожников, которые трупами протаптывают путь к католической церкви. Когда увижу эти твои добрые дела, первая упаду на колени перед тобой, как перед святым человеком, ибо Аллах любит только таких.

— И ты тоже казак? — спросил султан своего сына, притягивая к себе.