Жертва негодяя - Луиза Аллен

— В чем дело? — требовательно спросила Перси, подступив к Колю, пока Дэниел в стороне протирал клинки промасленной ветошью и вкладывал их в ножны. Он посмотрел на нее безучастным взглядом. — Мистер Чаттертон, то вы с Элисом шипите друг на друга, как коты на заборе, то пожимаете друг другу руки, словно подружились навек.

— А, вы об этом. — Он взял ее за руку и подошел к ограждению, откуда открывался вид на верхнюю палубу. — Он полагал, что у меня не вполне благочестивые намерения насчет вас, насколько я понял. Теперь он поверил, что я был честен, называя наши отношения чисто дружескими, а я поверил ему в том, что он всего лишь ваш заинтересованный сосед и действует исходя из этих обстоятельств.

— Сосед? — Перси изумленно посмотрела на Коля. — Лорд Линдон уже восемь лет как не соседствует со мной.

— Он явно сохранил свое чувство ответственности и потребность опекать вас, леди Перси, — ответил Коль бесстрастно, но глаза его смеялись. — Разрешите откланяться. — Он отвесил поклон и жертвенно оставил ее наедине со своими сумбурными мыслями.

С какой стати Элис должен был предостерегать Чаттертона? И почему он желал научить ее защищаться? Кто он — обычный повеса или остепенившийся мужчина? Или распутник, пытающийся убаюкать ее до потери бдительности? Что она может от него ожидать и к чему должна приготовиться?

Она продолжала грустить, облокотившись на перила, когда вернулся Элис.

— Та пустующая каюта все еще не занята, и внизу никого нет. Не желаете попытаться разоружить меня теперь?

Перси настороженно последовала за ним, но каюта оказалась ярко освещена тремя фонарями, а на койке лежала груда боеприпасов. Как видно, он заранее продумал урок самообороны.

Уже минут десять Перси то и дело прыскала от смеха: сначала Элис продемонстрировал, как действовать шляпной булавкой, чтобы отпугнуть прощелыгу, усевшегося рядом на скамье в церкви; затем как невзначай опрокинуть стакан вина настоящего слишком близко джентльмена; показал, как наступить изящным французским каблучком на ногу нападающего и освободить руки из захвата. Было забавно, но очень поучительно.

— Девочек обязательно надо учить таким вещам, а не занимать бесконечным вышиванием, — заметила она, пока Элис потирал пострадавший большой палец руки.

— А теперь я покажу, как разделаться с любвеобильным джентльменом, преступившим границы приличия.

— Неужели? — Перси вскинула бровь. — Вы уже не хотите целовать меня и… ничего такого больше, да?

Элис посмотрел на нее внимательно и серьезно.

— Скажите мне, если что-то в моих действиях вам не понравилось, и я не буду заговаривать с вами или приближаться к вам до конца путешествия.

Это откровение, словно повторявшее ее собственные мысли, потрясло ее. Перси вдумчиво перебрала все больные струны своей души и отрицательно покачала головой.

— Вы много чего натворили — шокирующего, неразумного и возмутительного, — но это не убило во мне желания. — Ей трудно было встретиться с ним взглядом, но когда она осмелилась, напряжение в его лице ушло без следа.

Он кивнул.

— В таком случае вы вполне способны недвусмысленно дать мне понять, что ваше мнение переменилось. На теле есть несколько особо болезненных точек, и если надо выиграть время, чтобы успеть сбежать, ткните или ударьте прямо туда. Позвольте я обниму вас — вот так…

Перси поняла, что краснеет, повторяя себе, что должна отбиваться и не уступать.

— Напрягите пальцы и тычьте вот сюда, затем поднимите колено…

Ее ладонь и колено не успели ничего поразить — он увернулся, как угорь.

— Надо отрабатывать до совершенства. Итак, вторая попытка. — Элис крепко сжал ее в объятиях, развернув свои широкие плечи в сторону койки. — Попробуйте в солнечное сплетение.

— Вы слишком сильно зажали меня. Это нечестно!

Игра закончилась, но она не поняла, почему нельзя продолжить. Ей было жарко, неловко, тесно от его близости. Она почувствовала, как затвердели ее соски, ее дыхание сбилось, а негодяй поглаживал пальцами ее позвоночник.

— Распутники не играют по правилам, Перси, — прошептал он, покусывая ее ухо. — Прекратите трепетать и вспомните, чему я только что учил вас.

Его язык, горячий и влажный, лизнул ее мочку, и она подпрыгнула, словно он ущипнул ее.

— Вы…

«Думай, Перси, твои руки свободны. Он сказал что-то про уши… О господи, он облизывает мою мочку…» Она подняла руки, схватила Элиса за уши и выкрутила их. Реакция была мгновенной.

— А-а! — Они стояли в шаге друг от друга, вытаращив глаза, затем Элис рассмеялся. — Отлично. — Он, гримасничая, растер уши. — Вы поняли, что в такой ситуации нечего миндальничать. Если настроены серьезно, надо действовать, приложив все силы и умение. Вам следовало воспользоваться коленом, как только я отпустил вас. Если бы ударили как следует, сейчас я катался бы по полу, а вы смогли бы выскочить за дверь.

— Благодарю вас, — сказала Перси. — Я теперь знаю, что делать, если мне доведется встретиться со злоумышленником. — Ей было неуютно от возбуждения, внутри все закипало — похоже, она злилась на саму себя и гневалась, что он так манипулировал ею. Она повернулась и открыла дверь. — Со злоумышленником или с обманщиком. Пока, Элис.

— Погодите. — Он взял ее за руку, втянул обратно в каюту и прихлопнул дверь ладонью. — Что именно вы хотели этим сказать? Кто вас обманывал?

— Вы, кто же еще. Сначала вы любовно ласкаете меня, а затем читаете лекции о том, как защищаться от распутников. Вы любите или соблазняете? Вы друг или притворщик? Вы так любили меня здесь — раньше, и вам ли не понять, что могли изнасиловать меня, если б пожелали — у меня не было защиты. Вы ласкали меня на палубе, пока я едва не сомлела. Вы только что держали меня в объятиях, а я растаяла на секунду — так глупо. Вы знаете, чем покорить меня, — вы достаточно хорошо меня изучили, но я сама так и не сумела пока понять вас.

— Я — упреждение на вратах ада, именно так, — сказал он безо всякого юмора. — И хочу, милейшая Перси, плотски любить вас; но, зная, что вы не девственница, хочу воспользоваться этим. Однако я вполне способен контролировать себя и не пойду на риск оставить вас с ребенком. Так что, да — я повеса и соблазнитель. Да, я знаю, что мне не следует заниматься с вами любовью; я знаю, что, верно, убью каждого, кто посмеет так обойтись с вами, потому что во мне осталась память, что я вырос, защищая вас. Именно поэтому я — лицемер.

— Вы помните меня ребенком?

— Помню, еще бы! Мы говорили об этом — как же я мог забыть, из-за кого мне то и дело попадало?

— Мне было шестнадцать, когда вы уехали. Вы помните, какой я была тогда?

— Смутно. — Он нахмурился. — Я перед тем был в Оксфорде, а затем уехал — Лондон, путешествовал, гостил, в основном у друзей. Когда вернулся, вы были еще слишком юны, чтобы выезжать в свет, поэтому я не видел вас на балах и приемах. Вы, помню, вытянулись за то время: глазищи под копной волос и ноги — девать некуда.