...Имеются человеческие жертвы - Фридрих Незнанский

— Вот оно! — вскрикнул Русаков. — Ты поняла, Наташка?! Вот в чем вся штука! Телефоны, пейджер, машина... Ну, спасибо тебе, друг.

Он сунул в кулак водителю несколько бумажек, выпрыгнул из машины и начал пробираться между притиснутыми друг к другу «Жигулями», «Москви­чами» «Волгами» и иномарками вперед, ближе к мосту, туда, где виднелась мерцающая мигалка на крыше желтого милицейского «козла».

Наташа еле поспевала за ним, и оба они — вы­сокие и светловолосые, в похожих светлых плащах, будто брат с сестрой, — привлекали внимание тех, что сидели в машинах. Некоторые шутливо оклика­ли их, а иные, кажется, и узнавали Русакова.

— Все спланировано, понимаешь?! — яростно обернулся он к ней. — Все вычислили и рассчитали! Им надо было отсечь меня, блокировать! Оторвать от ребят и от наших... Нельзя было мне уезжать! Надо было остаться в общаге!..

Наконец они пробрались к милицейскому кор­дону и перегородившим дорогу машинам ГАИ и городского Управления внутренних дел. Не разду­мывая долго, Русаков вытащил свое депутатское удостоверение и кинулся к человеку, сидевшему в одной из милицейских машин, судя по виду, на­чальнику над остальными. Тот тоже узнал Влади­мира.

— А-а, господин Русаков! — расплылся он в зло­вещей усмешке. — Ну что, довольны? Вот она, ваша демократия... И почему это вы тут? Заварили кашу, ребят завели, а сами вон где!

Объясняться с ним вряд ли имело смысл, но от этого разъевшегося пузатого майора в эту минуту зависело все.

— Ваша правда, майор, — сказал Русаков. — Подписываюсь под каждым словом. Но нам надо быть там! Мне и вот этой девушке, она со мной.

— Лидер, лидер... — злобно проговорил май­ор. — Вожак... Втравил ребят болтовней своей... Ну ладно, сейчас запрошу, подождите...

Он поднес ко рту рацию и заговорил, но почему- то не открытым текстом, а условными фразами па­роля, а после выглянул из машины и поманил Ру­сакова:

— Вас пропустят, даже велено транспорт вам предоставить. Только надо подождать, пока маши­ны с подкреплением пропустят.

— С каким еще... подкреплением? — в ужасе воскликнул Русаков. — О чем вы?

— Вот мать твою! — выругался майор. — Сказа­но же — побоище в городе. Чистая война! Магазины громят, машины жгут...

— Этого не может быть!.. — воскликнула Ната­ша.

— Мне что, сами увидите. Ждите...

Наташа схватила Русакова за руку:

— Володя, ты слышал?! Ты понимаешь, что это значит?

— Все, как всегда, — кивнул он, серо-зеленый от волнения. — У них всегда и всюду один почерк. Поджог рейхстага, понимаешь?! Что бы ни было потом, во всех бедах объявят повинным «Граждан­ское действие» как зачинщиков и подстрекателей!

Он не успел договорить. По эстакаде к мосту на большой скорости, в сопровождении завывающей машины ГАИ, мчалась колонна из нескольких ар­мейских грузовиков с тентами и небольших автобу­сов, и в кузовах грузовиков, и в окнах автобусов виднелись люди в военной форме, в защитных кас­ках и со щитами. Русаков торопливо пересчитал: четыре автобуса и семь грузовиков. И это только «подкрепление» к тому личному составу, что, оче­видно, уже вывели на улицы и бросили в дело. И, словно отвечая его мыслям, по мосту, навстречу

ревущей колонне омоновцев, пронзительно завывая сиренами, промчалась машина «скорой помощи», потом, спустя полминуты, еще три, друг за другом, тоже с криком сирен и включенным дальним светом фар. А за ними — еще одна... Видно, летели на всех парах в Зареченскую больницу.

— Видал?! — злобно ткнул пальцем в сторону удалявшихся «скорых» майор милиции. — Видал, сокол? Вот она, твоя болтовня!

На его груди хрипло заговорила рация. Он под­нес ее к уху:

— Понял, понял... Он тут, рядом... ждет.

И минуты через три откуда-то из-под моста вы­вернула будто наготове стоявшая черная «Волга».

— Это для вас, — крикнул майор. — Ну, лети, сокол, разбирайся теперь...

Что-то затаенно-опасное и знакомое на миг по­чудилось Наташе в силуэте этой «Волги», и она тут же отчетливо поняла что. Знакомый ужас поднялся откуда-то из глубины и стиснул сердце, так что ее как будто зашатало. Еле устояла на ногах. Но Руса­ков уже распахнул черную дверцу и сел в машину, готовую сорваться с места.

— Я... я с тобой! — крикнула она и, оттолкнув руку пытавшегося задержать ее постового инспекто­ра с жезлом, бросилась к машине и, рванув дверцу, успела нырнуть внутрь. Водитель «Волги» газанул, завизжали покрышки, и, круто развернувшись, они понеслись вслед колонне грузовиков и автобусов с бойцами ОМОНа и в конце длинного двухкиломет­рового моста обогнали ее, стремительно приближа­ясь к центру города по перекрытым улицам, на ко­торых местами толпились взволнованные и что-то жарко обсуждающие люди.

Солнце палило вовсю, как летом. Черная «Волга» летела по осевой полосе, и на всех постах, на всех блокированных перекрестках ее пропускали и давали зеленую улицу. Они ехали будто по чужо­му, незнакомому городу. Других машин на мосто­вых почти не было, только кое-где на тротуарах виднелись отдельные легковушки, милицейские «жигули» и «козлы», а арки и переулки были пере­крыты тяжелыми грузовиками, чтобы в случае чего никто не мог проскользнуть в спасительные проход­ные дворы и закоулки. В окно машины вместе со встречным ветром влетал сильный запах гари.

На одном из перекрестков, где-то за квартал до площади Свободы, водитель сделал резкий разворот и остановился у тротуара.

— Ну все, приказано доставить вас сюда. Дальше нельзя. Сами топайте. Не ошибетесь.

Русаков сухо поблагодарил и выскочил из маши­ны. Вслед за ним устремилась и Наташа, и они бегом кинулись туда, в сторону главной площади, где были сосредоточены несколько главных адми­нистративных зданий области — городской думы, областного Законодательного собрания, представи­тельства губернатора, управлений внутренних дел, УФСБ и регионального отделения Госбанка...

Все эти структуры были расположены по пери­метру огромной площади, где когда-то проходили первомайские и октябрьские парады и демонстра­ции, а с конца восьмидесятых — бесчисленные ми­тинги и шествия под флагами всех политических расцветок и оттенков: проельцинские и антиель­цинские, за Горбачева и против, коммунистические и националистические, а в последние два-три года — многолюдные демонстрации против феде­ральных властей, кремлевского режима, с требова­ниями выплат задержанных зарплат, восстановле­ния гибнущей промышленности оборонного города и отставки всех тех, кто довел страну и их некогда богатейший мегаполис до нынешнего жалкого, уни­зительного состояния.

Наташа и Русаков отбежали уже достаточно да­леко, почти на сотню метров, когда водитель, кото­рый подвез их, взял в руки небольшую черную рацию и что-то коротко сказал — всего два или три слова.

И в тот же миг из нескольких подъездов и из арок по обеим сторонам улицы одновременно вы­скользнули шестеро накачанных здоровяков в не­приметной одежде и, не спуская глаз с бегущих по мостовой высоких мужчины и женщины в светлых плащах, устремились вслед за ними по тротуарам, прижимаясь к стенам домов.