Белый кролик, красный волк - Том Поллок

«17-20-13», — думаю я. Твой ход, сестренка.

Мы уже бежим.

Я бросился бежать.

До этого момента я просто шел быстрым шагом, держа спину прямо, пытаясь затолкать кислые рвотные массы обратно в себя, как зубную пасту в тюбик, и старательно делая вид, что не боюсь. Но теперь я сорвался на бег, и мои ноги застучали по линолеуму. За моей спиной ритм их шагов тоже сменился, ускорившись вместе со мной, как эхо, как моя неотступная аудиотень.

Я выскочил из математического блока в старое крыло, пронесся через обшитые деревянными панелями коридоры, мимо портретов бывших директоров. Я знал школу как свои пять пальцев, знал каждый эксплуатационный люк и заброшенную служебную лестницу.

В общем, я сам виноват в том, что оказался именно там, где оказался.

Передо мной возникла дверь. Я ударил по ней ногой, и цепь, которая сейчас чуть менее чем полностью состояла из ржавчины, поддалась. По моему лицу и плечам забарабанил дождь, прибивая волосы к затылку. Я вышел под ночное небо. Пол подо мной превратился в скользкий шифер, под крутым углом уходя вниз. Я заскользил, вытянул руки, удерживая равновесие, и ухватился за дымовую трубу из красного кирпича. Безжизненные деревья, черные и поникшие, тянулись к грозовому небу, и я стоял наравне с их макушками. Я едва различал, где кончается крыша и начинается пропасть.

Шаги преследователей стихли. На мгновение я испытал облегчение, решив, что они не последуют за мной, но потом что-то стукнулось о шифер за моей спиной.

На крыше вместе со мной стоял Бен Ригби. Я не оборачивался, но знал, что это он.

— Чего ты так боишься, Блэнкман? — спросил он, перекрикивая ветер.

Я не знал. Не знал сейчас и, возможно, никогда не узнаю. Черно-белая фотография Гёделя, темные голодные глаза, глядящие из-под толстых стекол, сменились маминой фотографией Рузвельта, усмехающегося мне с холодильника.

Нам нечего бояться, кроме самого страха.

Я чувствовал, как из глубины горла поднимается неизменная, тошнотворная паника. Я боялся того, что я боюсь того, что я боюсь того, что я боюсь того, что я боюсь того, что я боюсь того, что я боюсь того, что я боюсь… чертовы матрешки страха, и не было им ни конца ни края.

— Ч-ч-ч… — попытался выдавить я, но не смог закончить.

— Ну что? — не сдержался Ригби, и я буквально услышал, как в этот момент его терпение лопнуло.

— Чего ты от меня хочешь? — заскулил я.

Он надолго задумался, а потом сказал:

— Хочу, чтобы ты прыгнул.

Я оглянулся, и наши глаза встретились. И я увидел, как что-то изменилось в его лице, а возможно, было там всегда, но я только сейчас заметил. Он был напуган не меньше, чем я. Возможно, он боялся упасть, поскользнувшись на предательски скользком от дождя шифере. Но я думаю, что больше всего он боялся своих друзей, боялся потерять лицо и у всех на глазах упустить такой шанс: я здесь, с ним наедине, вокруг — ни преподавателей, ни родителей, которые могли бы его удержать.

Иногда детям нужно кого-нибудь ненавидеть.

Его выбор пал на меня.

— Прыгай! — сказал он, на этот раз громче.

Я помотал головой, но без особой уверенности. Я повернулся к клокочущему грозовому массиву. Продолжая цепляться пальцами за трубу, я немного подался вперед, и мои ступни скользнули чуть ближе к краю.

— Прыгай! — рявкнул он.

Я вздрогнул и заерзал, оступился, поймал равновесие. Он улыбнулся мне. В дождливом полумраке его зубы казались клыками чудовища из кошмаров.

Бел. Я вообразил, как она выскакивает из-за горгульи, впечатывает его лицом в пол, крошит шифер в порошок и заставляет Ригби снюхивать. Я вообразил, как она берет меня за руку и ведет внутрь.

Но Бел не было рядом.

— Можем договориться, Питер, — произнес Ригби, вальяжно прислонившись к дверному косяку и не обращая внимания на дождь. — Если прыгнешь сейчас, если в кои веки проявишь хоть каплю мужества, ты больше никогда обо мне не услышишь. Если нет, я же от тебя не отстану. Никогда. Каждый день буду следовать за тобой по пятам.

Я скользнул еще чуть дальше к краю, пока носы моих ботинок не повисли в воздухе.

Если в кои веки проявишь хоть каплю мужества. Сопротивляться было так тяжело, а поддаться вдруг показалось самым легким на свете.

Я же от тебя не отстану. Никогда. Я вообразил себя в университете, на работе, дома, где я что-то считаю, грызу пальцы, рыдаю и с опаской кошусь на острые предметы, прикидывая степень их опасности; боюсь боюсь боюсь. И так — всегда.

«Может, со временем все наладится», — пытался убедить я себя. Но «может быть» меня не устраивало. АРИА умерла. Гёдель убил ее, а без нее ни в чем нельзя было быть уверенным.

— ПРЫГАЙ! — заорал Ригби, и я чуть не прыгнул.

Позвоночник прошила дрожь. Он рассмеялся. Я дрожал, и ледяной дождь затекал мне за воротник, как электрический ток.

Я смотрел на грозу.

— Прыгай, — приказал Ригби ровным, беспощадным тоном.

У меня так сильно стучали зубы, что я едва мог прошептать: «Где же ты, Бел?»

И она оказалась рядом со мной, сжимая своей теплой рукой мою ледяную.

«Все хорошо, — прошептала она мне. — Ты мне доверяешь?»

— Ты моя аксиома, — ответил я.

«Тогда посмотри вниз».

Я посмотрел и чуть не рассмеялся. Стена, отделявшая утоптанную грязь футбольного поля от невозмутимого бетона детской площадки, где она учила меня прыгать, была намного, намного ниже.

«Сам считай, — прошептала Бел, — как долго ты будешь падать?»

— Я наберу ускорение в девять целых восемь десятых метра в секунду в квадрате, — сказал я. — Здесь примерно метров двадцать пять до земли.

«И с какой силой ты ударишься при падении?»

— Около тридцати четырех тысяч ньютонов, плюс-минус.

«Это совместимо с жизнью?»

— Дело случая, — сказал я. — Если приземлиться на ноги — возможно. Если на темечко — без шансов. Так что смотря как упасть.

«Ага, — Бел улыбнулась загадочной улыбкой, которую мог видеть только я. Понимающей улыбкой человека, имеющего докторскую степень в прыжках со стен. — И как ты хочешь поступить, Питти?»

Я не знал. Я был един с природой, но наша связь была такой хрупкой и непредсказуемой, что мое решение менялось с каждой каплей дождя, упавшей на меня. Меня кидало из стороны в сторону: да / нет, вкл / выкл, правда / ложь, орел / решка.

Я чувствовал себя пьяным, агрессивным, непредсказуемым, случайным.