Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор - Людмила Сукина

10 февраля 1745 года наследнику престола исполнилось 17 лет. По представлениям того времени, это был возраст совершеннолетия, когда можно и нужно было вступать в брак. День рождения великого князя отмечали торжественно. Возле Зимнего дворца был возведен украшенный иллюминацией символический храм греческой богини здоровья Гигиеи, внутри которого была установлена статуя радости и веселья с вензелем великого князя Петра Федоровича в руках.

Но как бы ни торопилась императрица женить племянника, приготовления к свадьбе наследника престола по традиции заняли несколько месяцев. Венчание Петра Федоровича с Екатериной Алексеевной состоялось 21 августа 1745 года в церкви Казанской Божьей Матери в Санкт-Петербурге. Шаферами, державшими над головами молодых брачные венцы, были: у великого князя — родной дядя Екатерины, епископ Любский; у великой княгини — морганатический супруг Елизаветы, обер-егермейстер граф Алексей Разумовский.

Свадьба отличалась необыкновенной пышностью и продолжалась 10 дней. Елизавета Петровна, у которой не было собственного свадебного торжества, хотела гулять и за себя, и за племянника. Напомним, что свадебных торжеств в императорской семье Романовых не было уже давно — со времени заключения официального брака между Петром I и Екатериной I (о свадьбе Анны Леопольдовны с Антоном Ульрихом предпочитали не вспоминать), и бракосочетание наследника престола имело серьезный политический подтекст.

На другой день после венчания для молодых был дан обед в Летнем дворце. Императрица подарила невестке подушку, на которой лежал роскошный изумрудный гарнитур, а племяннику послала сапфировый убор, опять же для подарка Екатерине, но уже от его имени. Все должно было блистать, сверкать и поражать роскошью, как это любила Елизавета Петровна.

О чувствах жениха и невесты опять никто не думал, и, как позже выяснилось, совершенно напрасно. Вот что напишет позже о своей свадьбе сама Екатерина, ставшая уже государыней:

«Императрица назначила быть свадьбе 21 августа. По мере того, как приближался этот день, меланхолия все более и более овладевала мною. Сердце не предвещало мне счастья: одно честолюбие меня поддерживало».

Была у этой свадьбы и еще одна цель. Английский посланник писал своему двору, что с брачной церемонией спешили, чтобы «приличным образом избавиться от некоторых бесполезных особ обоего пола». Он имел в виду старшую принцессу Цербстскую и гофмаршала великого князя Брюммера, которого небезосновательно подозревали в шпионаже в пользу прусского короля Фридриха.

Иоганна Елизавета Ангальт-Цербстская в молодости слыла красавицей. Она быстро приобрела славу светской львицы и не обременяла себя чрезмерной верностью собственному мужу. Говорили, что одним из ее любовников был сам Фридрих II Прусский. Чего ей не хватало в жизни, так это власти и денег. При дворе Елизаветы Петровны она сначала была обласкана как мать невесты наследника, получила в подарок дорогие наряды и драгоценности, а также достаточные суммы на карманные расходы. Все это вскружило принцессе голову, и она, не задумываясь, пустилась в политические авантюры, воображая себя особой более влиятельной, чем это было на самом деле. Императрице Елизавете был не нужен еще один политик в юбке, и она после свадьбы племянника велела его теще возвращаться в Европу, к мужу. Принцесса упала перед Елизаветой Петровной на колени и пыталась просить прощения, но государыня была непреклонна и сказала своей новой родственнице, что той теперь уже поздно каяться, надо было раньше показывать смирение. Иоганну Елизавету выпроводили из России 28 сентября 1745 года. Уезжала она не с пустыми руками. Ей дали 50 тысяч рублей и два сундука с модными тогда в Европе ценными китайскими вещами и дорогими материями. Вся ее небольшая свита была одета в новые наряды и щедро одарена. От себя великий князь Петр Федорович послал своему тестю в подарок бриллиантовые пуговицы для кафтана, украшенную бриллиантами шпагу, бриллиантовые пряжки и еще несколько дорогих ювелирных вещиц.

Эти бриллианты не смогли скрепить уже развалившийся к тому времени брак принцессы Иоганны, с мужем она разошлась, деньги быстро промотала и умерла в Париже в одиночестве и нищете еще до того, как ее дочь стала русской императрицей. Великая княгиня Екатерина Алексеевна как могла помогала материально отцу, матери и брату. После смерти принцессы Иоганны она вынуждена была просить денег у императрицы Елизаветы, чтобы оплатить материнские долги французским кредиторам.

После отъезда из России старшей принцессы Цербстской у великой княгини Екатерины Алексеевны не осталось в этой стране ни одного родного человека. Самой близкой она поначалу считала императрицу Елизавету Петровну, проявлявшую милость к молоденькой супруге своего племянника. Но постепенно отношение взбалмошной и капризной Елизаветы к Екатерине стало меняться не в лучшую сторону. На тщедушного, глуповатого и ребячливого племянника Петра императрица махнула рукой, а с его женой вела себя как строгая и придирчивая свекровь.

От Екатерины ждали одного — рождения наследника, продолжения императорской династии. А ребенка у великокняжеской четы все не было. Елизавета все чаще раздражалась по этому поводу. Она не раз намекала Екатерине через фрейлин, что ей пора бы забеременеть. Елизавета Петровна никогда не упрекала невестку напрямую в невыполнении ее долга перед императорской семьей, но однажды стала ей выговаривать, что она напрасно ездит на охоту верхом в мужском седле, хотя сама в молодости любила скакать именно таким образом. И когда Екатерина 20 сентября 1754 года, через 9 лет после свадьбы, наконец-то родила сына — Павла, императрица немедленно отобрала у нее своего внучатого племянника и держала младенца в своих покоях в страшной духоте среди многочисленных мамок и нянек, главной заботой которых было следить, чтобы дитя не простудилось. Своей невестке она не считала нужным сообщать даже о состоянии здоровья ребенка, и та была вынуждена украдкой узнавать это у фрейлин и прислуги.

Раздражало Елизавету и еще одно обстоятельство. Императрица, хоть и сохраняла импозантную внешность, но не могла не замечать приближающейся старости. А Екатерина, считавшая себя в юности дурнушкой, наоборот, расцветала на глазах. Многие придворные кавалеры стали обращать на нее внимание. Она была энергична, весела, отличалась открытым нравом и всем этим очень напоминала саму Елизавету, какой та была, казалось, еще совсем недавно. Императрица ревновала свою невестку, ревновала не к конкретному человеку, а к собственной навсегда ушедшей молодости. Она придирчиво следила за всеми слухами о жизни «молодого» двора племянника, но ей, славившейся своей ленью, быстро надоело постоянно беспокоиться о собственных наследниках, их жизни и репутации, заниматься их финансовыми проблемами и соблюдением необходимых приличий.

У Елизаветы было целых 16 лет, чтобы как следует присмотреться к своему наследнику Петру Федоровичу и его супруге. В свое время она сама вызвала племянника из Голштинии, чтобы объявить его преемником, но со временем стала сомневаться в этом выборе. Петр совершенно не хотел взрослеть. Он любил играть в куклы, увлекался разными детскими забавами, не желал слышать о политике и государственных делах. Кроме всего прочего, он так и не смог полюбить Россию и русских и часто отзывался о них пренебрежительно. При дворе ходили слухи, что императрица подумывает лишить его права престолонаследия в пользу внука Павла Петровича. Кто знает, как сложились бы дела в императорской семье, если бы Елизавета Петровна прожила хотя бы на десять лет дольше? Но императрица, которой не было еще и 52 лет, чувствовала себя все хуже и хуже: лишний вес, слишком жирная и обильная пища, неправильный распорядок жизни сделали свое дело.